Девочка покраснела и медленно подняла руку.
— Аманда Косгроув, — кивнула мисс Даннинг и записала ее фамилию на листке. — Кто еще?
Никто не пошевелился.
— Ну, смелее! — воскликнула мисс Даннинг. — Не может же Аманда бежать стометровку одна.
Бедная Аманда совсем сконфузилась.
Да она, наверное, тоже новенькая, подумала я. Что же она такого натворила, что никто не хочет с ней бежать? Интересно. Может, тоже засунула что-нибудь Дэррину в рот?
Вид у нее был такой несчастный, что мне стало ее жалко.
Должно быть, поэтому я и подняла руку.
— Ровена Бэтс! — обрадовалась мисс Даннинг и записала меня в свой список. — Молодец, Ро! Кто следующий?
Никого.
— Ну что ж, — вздохнула мисс Даннинг, — придется назначить добровольцев.
Пока она выкликала «добровольцев», а те стонали и закатывали глаза, моя соседка по парте нацарапала что-то на бумажке и придвинула ее ко мне. Я сперва подумала, что она все перепутала, я ведь не глухая, но потом вспомнила, что в обычной школе на уроках разговаривать не разрешается.
Я прочла записку.
Все оказалось просто. «Аманда Косгроув — чемпионка всей школы по бегу на 100 метров!»
Ну и ладно, подумала я, хоть воображалой не назовут. И еще вон сколько народу побежит, уж кого-нибудь из этих нытиков я точно обгоню и сумею прийти не последней.
И лишь несколько минут спустя у меня по-настоящему упало сердце.
Это случилось, когда мисс Даннинг всем напомнила, что школьный праздник — он и семейный праздник и чтоб мы не забыли пригласить своих родных. Чем больше, тем лучше.
Я и сейчас еще не пришла в себя. Нет, ничего серьезного, коленки у меня нормального цвета, но в животе опять ком — Тасмания не Тасмания, а так себе, остров Лорд-Хау.
И ребята на меня как-то странно посматривают, заметили, наверное.
Мисс Даннинг даже спросила, хорошо ли я себя чувствую.
Я потянулась было за блокнотом, но раздумала, просто улыбнулась и кивнула.
Не могу же я сказать ей правду.
Что перед глазами у меня — страшная картина. Школьный стадион, посередине мой папа. Он поет, а все от него пятятся.
* * *
Не хотела я ему говорить.
В грузовике по дороге домой — не сказала.
И когда приехали, не сказала, но чувствовала себя ужасной дрянью.
Человек ради меня из кожи вон лезет: переезжает в другой город, ремонтирует дом, приводит в порядок чужой запущенный сад — и все только для того, чтоб я могла ходить в нормальную школу и жить дома, не в интернате. А я его даже на праздник не зову, лишаю первой же возможности пообщаться с новыми соседями.
Ну, положим, второй. Была же у него возможность пообщаться с владельцем молочного бара. Папа его еще тогда спросил: если, мол, ему не нравится, когда люди кричат «ура!» и дубасят по стенке, то какого черта он завел у себя видеоприставку?