— Вы им что-нибудь посоветовали? — едва ли не с упреком спросил Стрэнд.
— Я сказал, что молодость — самое подходящее время для риска. А потом сообщил, что мне пора домой, переодеваться к обеду. А как относитесь к этому вы с женой? — поинтересовался он после паузы.
— Стараемся не вмешиваться, — сдержанно отозвался Стрэнд.
— Я не перестаю удивляться тому, — начал Хейзен, — что вы с женой позволяете детям идти своим путем. — В голосе его не слышалось ни одобрения, ни упрека. — У нас в доме были совсем другие порядки. Нам со всей определенностью говорили, что именно мы должны делать. И мой брат, разумеется, восстал. Уехал в Калифорнию и остался там навсегда. Даже на похороны отца не приехал. Мы очень редко общаемся, и то исключительно по телефону. Но я слышал, что он вполне счастлив. А может, это всего лишь слухи. — Хейзен иронически улыбнулся.
Наверху послышались звуки гитары. Отрывистые аккорды, то мрачные и глухие, то веселые и звонкие, они точно вторили настроению Джимми. Казалось, он с помощью этого инструмента вел сам с собой некий диалог и один его голос был печальным, а другой — насмешливым и легкомысленным.
— Если шум вас беспокоит, — заметил Стрэнд, — я поднимусь и скажу сыну, чтобы прекратил.
— О нет, — ответил Хейзен, — мне всегда приятно слышать звуки музыки в доме. Я сам сказал Джимми, что хочу послушать его игру.
— Да, он говорил. Но я подумал, может, это вы из вежливости?
— Я не настолько любезен, — усмехнулся Хейзен.
Некоторое время мужчины молча слушали музыку. Затем Джимми запел песню, которой Стрэнд не слышал прежде. Это уже не был диалог, это было нежное и горестное соло, походившее на бормотание и прерываемое резкими аккордами.
— Я уже, кажется, говорил вам: моя мать играла для меня на пианино, — вспомнил Хейзен. — Но только когда была молодой. А потом перестала. А еще через несколько лет умерла. Ушла тихо…
Ушла тихо, подумал Стрэнд. Что за выражение для описания смерти собственной матери!..
— Думаю, могу позволить себе выпить еще немного, — сказал Хейзен и поднялся из кресла. — Вам налить?
— Нет, пока не стоит, спасибо.
Хейзен стоял у буфета и готовил себе напиток, как вдруг в дверях послышался шум и в гостиную вошла высокая дама с шарфом на голове, повязанным наподобие тюрбана.
— И мне тоже налей, Рассел, — попросила она. Голос у нее был высокий, пронзительный, и, входя, она приветливо улыбнулась Стрэнду. Одета гостья была в юбку и свитер, на ногах туфли на низком каблуке. На вид лет сорок, худая, даже костлявая. «Не в моем вкусе», — автоматически отметил Стрэнд.