Он говорит, что собирается заняться политикой, и я уже предвижу, что в тридцать пять он вполне может стать сенатором. Если бы нашлось во всех штатах хотя бы десять таких мальчиков, тогда, возможно, удалось бы в последний момент спасти от катастрофы эту прекрасную и ужасную страну, построенную на крови, мужестве, вере, варварстве, грабежах, алчности, компромиссе и вечной и неизбывной надежде.
Сегодня получил письмо от Лесли. В нем, как и в каждом своем послании, она благодарит меня за терпение, за то, что так снисходительно смотрю на ее «запоздалые хождения в подмастерьях» — именно так она теперь это называет. Летом обещает приехать и предлагает вместе попутешествовать по Западу, который хочет попробовать писать. Письма ее наполнены любовью, и у меня не возникает ни малейших сомнений в ее любви, несмотря на то что мы так далеки друг от друга. Что же касается меня самого, то я полюбил ее еще совсем юной девочкой, сидевшей в первом ряду. Любил, когда мы стояли перед алтарем, любил, когда она играла на пианино в нашем доме в Нью-Йорке, когда впервые забеременела, когда лечила раны Хейзена и влепила пощечину его жене в том ресторане в Туре. Любил, когда провожал на самолет, вылетающий во Францию. Судьба это была или чистая случайность, что привела ее тогда в мой класс, а потом бросила в мои объятия, где она осталась навеки, не знаю… Да и не слишком хочу знать. Знаю одно: я люблю ее, всегда буду любить, а все остальное, в том числе и причины, не важно. Мы были предназначены друг другу самой судьбой. Она уверяет, что вернется. Посмотрим…
Стрэнд отложил ручку, перечитал написанное и покачал головой, явно недовольный собой. А потом стал думать о Ромеро. Ромеро стал просто наваждением, призраком этого дома, и в глубине души Стрэнд был уверен, что не расстался с ним. «Мирно пасутся себе на зеленой травке, — вспомнил он. — А вы бьетесь головой о каменную стену». А потом еще вот это: «Вы здесь тоже долго не останетесь».
Вспоминая все это, Стрэнд покачал головой. Вот наглый мальчишка!.. Или все-таки мудрый?..
Он смотрел на раскрытую тетрадь, лежащую на столе перед ним; свет лампы мягко высвечивал страницы. Затем взял ручку и снова принялся писать.
Хочу ли я закончить свои дни именно здесь? Хочу ли закончить их как животное, мирно пасущееся на пастбище? Где то место, в котором я действительно нужен, где то дело, для которого создан я, а оно — для меня?.. Неужели я нужен такому мальчику, как Уиллоуби? Ответ скорее всего отрицательный. Он расцветет и без моей помощи, а человек, подобный мне, будет лишь льстить себе напоминаниями о том, что в его возвышении есть и заслуга учителя. Я словно зритель, стоящий на обочине и подбадривающий криками бегуна. А бегун и без меня знает, что он чемпион.