– Ой!
– Терпи, свинья, один хуй зарежу… – ухмыляясь, пробормотал Ахмет, вталкивая коротышку в толпу пленных и вдруг гаркнул так, что пленные вздрогнули как один организм: – А ну, пали, суки! Пали, быстро! Куда, блядина! Мордой вниз. Кто дернется – труп. Сереж. Иди колонну зачищай. Помнишь?
– Да. От середки к краям, выстрелил – заглянул. Пулеметы страхуют. В кунги заглядывать издаля, после очереди.
– И смотри – пулемет сначала проверяй, если норма – тогда со станка сымаешь, там повертка такая есть справа, и весь патрон пулеметный собрать, чтоб ни одного не оставили. На хавку – похуй, главное – патрон и медицинское все. Смотри, чтоб из шмотья ниче, кроме бушлатов и сапог не брали, и так тащить дохуя. Все, давай, Серег, и быстро все – у нас десять минут на все про все. Какая непонятка – пришлешь.
Серега убежал, на ходу раздавая приказы своим мужикам. Ахмет протяжно выдохнул, обведя темнеющее небо настороженным взглядом и присел на корточки у головы одной из неподвижных фигур на затоптанном снегу.
– Эй, братишка, тебя как звать-то? Жить хочешь?
Правильно забитая колонна четко выстроила зарождающийся Дом. Так бывает всегда – когда люди обнаруживают войну, они быстро избавляются от лишнего. Сомнения – лишнее. Человек с сомнениями приносит беду всему подразделению, это он постоянно отстает, теряет доверенное имущество, ломает единственную лопату, попадает в лен. Его надо постоянно выручать и подгонять. Потому сомневающихся ненавидят все, и товарищи о оружию, и командиры.
Особенно командиры. Это оттого, что подчас сомневающийся заставляет командира стать убийцей – от приносящего несчастье надо избавиться, и командир вынужден отделить сомневающегося, послать его на смерть вместо нормального бойца, чтоб подразделение получило с его смерти хоть немного выгоды. Делается это всегда обманом, и от этого командир ненавидит сомневающихся еще сильнее: негодный для войны человек заставляет командира обманывать и убивать своих, что делает войну совсем уж поганым занятием. Вот что самое хреновое на войне. Не страх, не смерть, не ее насмешливая и бессмысленная несправедливость, а именно это. Страх проходит, а это – нет, оно намертво впивается в душу и лежит на самом ее дне тяжелой склизкой тухлятиной. Именно это будит тебя посреди ночи через десяток лет, и ты к концу второй сигареты в тысячный раз повторяешь все те же расчеты и делаешь все тот же вывод – да, я тогда поступил верно, и идешь обратно в постель, а на душе все равно лопается корка, и что-то жгучее сочится из трещин.
Но войну не бросишь и не уйдешь – вот что на войне и самое плохое, и самое хорошее. Поэтому…