квартира его устраивает – здесь можно переночевать денька три, квартиру почти не разбомбили; наметанный глаз отмечает следы всего четырех волн мародеров. На антресолях, за рядами пыльных трехлитровых банок валяется коптилка, в которой среди грязной посуды Ахмет находит неплохой кухонный нож; а ремонтируя диван, натыкается под откидной подушкой на отделение для тряпок с кое-какой одежонкой, лежащей с Самого Начала. По шмоткам видно: здесь жили двое, маленький, по плечо Ахмету мужичок и рослая баба. Можно сменить заношеную деревенскую рванину на нереально чистые шмотки, но сначала – костер. Переодеваться при минус десяти как-то неохота… Так, стулья нам не понадобятся, торжественное заседание еще не скоро. И эти боковины, по-моему, чисто для красоты, диван без них не рассыпется… Ну вот. Минут через десять можно будет перекинуться… Костер трудолюбиво принимается за новую порцию, но Ахмета начинает почти физически плющить от сознания необратимо уходящего времени. Все, ждать нельзя. Он порывисто вскакивает, и, не обращая внимания на холод, скидывает потные и липкие, но такие теплые тряпки… Как еще вшей не завел до сих пор. Хотя от кого… Влезает в толстые колготки с отрезанными носками – бля, как хорошо, никто не видит… Бабские джинсы с вышивкой на ляжке – ниче, пойдет, веселая майка с пальмами, прожженый сигаретой свитер – ага, вот он почему попал под диван; так, че еще там? Эх, че ж вы пуховичка-то не заныкали, товарищи покойники… Натягивая поверх новой одежды старую фуфайку, Ахмет вдруг замечает, какая же она вонючая… Не, так дело не пойдет. Надо найти себе нору, да малость прибарахлиться… Слова гулко отдаются в стремительно пустеющей голове – Река тащит его все сильнее, и уже непонятно, как он умудрялся не замечать этот властный толчок, тянущийся с самого утра. Загасив начавший разгораться костер, Ахмет выходит из квартиры и спускается вниз. Выйдя из подъезда, он недоуменно замирает – а куда, собственно, я собрался? Но сила Реки мягко, но совершенно явственно толкает его в спину, и Ахмет сворачивает в сторону выезда из Города, хотя если куда и есть смысл прошвырнуться, то уж точно не туда. Выбирая, где снега поменьше, он описывает причудливую кривую, и выходит на дорогу. На остатках асфальта снег держится хуже, идти удобно. Ахмет с удовольствием обживает новую одежку, наблюдая, как приближается выпотрошенное здание проходной. И… входит в занесенное снегом здание, безразлично, словно не о себе, отмечая – грубее лохануться невозможно.
– Командир.
– Чего?
– Как получилось, что мы сначала чистили Тридцатку, а Хасли с Пыштымом только через квартал? Ведь сто процентов, что немало напросачивалось за это время.