Я помню, когда во время скачек начиналась давка; плечом к плечу, задница к заднице, потеющие, кричащие в переполненных барах. Хорошее было время. Отличный день — ты пьян и смеешься. Мы думали, что эти ночи и дни никогда не закончатся. А что? Игры в кости в парках. Первые сражения. Хвастовство и слава. Электричество. Черт, жизнь была хороша, жизнь была забавна. Мы были крутыми парнями, не терпели никакого дерьма. Если честно, все было отлично. Бухло и танцы. Множество баров. Полных баров. Никаких телевизоров. Ты говорил и влипал. Если же тебя ловили бухого на улицах, то просто давали проспаться до утра. Ты терял работы и находил новые. Зачем держаться за место. Вот времена. Что за жизнь! Сумасшествие сменялось еще большим сумасшествием.
Теперь все сметено. Семь тысяч людей на главном забеге в воскресный полдень! И никого в баре. Одинокий бармен с полотенцем. Где же люди? Не так то уж их и мало, но где они? Стоят на углу, сидят в комнатах. Буша, наверное, переизберут, он выиграл легкую войну. Но он ничего не принес экономике. Ты не можешь быть уверен в том, что твой банк будет открыт завтра утром. Я не собираюсь петь блюз. По крайне мере, в 30–х каждый знал, где он находится. Сейчас мир — игра зеркал. И никто не знает, как все держится. И кто к чему идет. Если идет.
Черт, мне надо от этого избавиться. Никто больше не думает о конъюнктуре. А если и думает, то там, где его никто не увидит.
А я сижу, пишу стихи, роман, в конце концов я больше ничего не могу делать.
Я был беден последние 60 лет. Теперь я ни беден, ни богат. На ипподроме они собираются убрать льготные трибуны, собираются уволить людей со стоянок и офисов. Спрос на скачки упадет. Меньше поля. Меньше жокеев. Намного меньше. Капитализм выжил коммунизм. Теперь поедает себя. Приближается 2000–й год. Я умру и уберусь отсюда. Оставлю небольшую кучку книг. Семь тысяч людей на ипподроме. Просто не верится. Сьерра-Мадре плачет в тумане. Когда лошади перестанут бежать, небо упадет, плоское, тяжелое, массивное, сметающее. Гласвар выиграл девятый забег. Заплатил девятку. Выиграл червонец.
Компьютерный класс — мозгоебство. Дюйм за дюймом пытаешься достигнуть цельности. Проблема в том, что книги говорят одно, а люди — другое. Терминология становится темным лесом. Компьютер только считает, он не знает. Ты можешь запутать его, а он запутает тебя. Ты сам с ним должен разобраться. Он, правда, может чудить, выкидывать странные штучки. Подхватывать вирусы, зависать, сгорать. Сегодня ночью я решил, что чем меньше говорить о компьютере, тем лучше.