Я проглотила слюну и задала вопрос, который должна была задать:
— За что ты на меня сердишься?
Она склонила голову набок. Не будь она забрызгана кровью, она была бы очень симпатичной.
— Может ли быть, что она не знает? — Она повернулась к Бурхарду. — Как ты думаешь, мой друг? Может она не знать?
Он расправил плечи и произнес:
— Я думаю, что это возможно.
— Ах, какой озорник этот Жан-Клод! Поставить вторую метку ни о чем не подозревающей смертной!
Я стояла неподвижно. Я вспомнила синие огненные глаза на лестнице, голос Жан-Клода у меня в голове. Да, я подозревала это, но еще не знала, что это значит.
— Что значит вторая метка?
Она облизнула губы, мягко, как котенок.
— Объясним ей, Бурхард? Надо ли ей рассказать, что мы знаем?
— Если она воистину не знает, госпожа, наш долг ее просветить, — ответил он.
— Да, — сказала она и скользнула обратно к креслу. — Бурхард, скажи ей, сколько тебе лет.
— Мне шестьсот три года от роду.
Я посмотрела в его гладкое лицо и покачала головой.
— Но вы не вампир, вы человек.
— Я получил четвертую метку и буду жить до тех пор, пока буду нужен моей госпоже.
— Нет. Жан-Клод не сделал бы этого со мной, — сказала я.
Николаос чуть развела ручками.
— Я его очень сильно прижала. Я знала о первой метке, которая тебя вылечила. Полагаю, он отчаянно хотел спастись.
Я вспомнила отдающийся у меня эхом в голове голос: «Простите. У меня нет выбора». Будь он проклят! Выбор всегда есть.
— Он снится мне каждую ночь. Что это значит?
— Это он общается с тобой, аниматор. После третьей метки наступает более прямой ментальный контакт.
— Нет, — сказала я.
— Что «нет», аниматор? Нет третьей метке или «нет» — ты нам не веришь?
— Я не хочу быть ничьим слугой.
— Последнее время ты ешь больше обычного? — спросила она.
Вопрос был такой странный, что я минуту на нее пялилась, пока ответила:
— Да. А это важно?
Улыбка Николаос исчезла.
— Он качает из тебя энергию, Анита. Он питается от твоего тела. Ему бы полагалось уже ослабеть, но ты поддерживаешь в нем силу.
— Я этого не хотела.
— Я тебе верю, — сказала она. — Прошлой ночью, когда я поняла, что он сделал, я была вне себя от злости. И потому взяла твоего любовника.
— Поверь мне, пожалуйста. Он не мой любовник.
— Зачем же он рисковал попасть под мой гнев, спасая тебя? Дружба? Порядочность? Не думаю.
Ладно, пусть верит, во что хочет. Лишь бы отпустила нас живыми — другой цели сейчас нет.
— Что мы с Филиппом можем сделать, чтобы исправить положение?
— О, как вежливо. Мне это нравится. — Она небрежным жестом, как гладят собаку, положила ручку на талию Бурхарда. — Должны ли мы показать ей, что ее ждет?