— Увидимся позже, — сказал он.
Я отступила от него.
— Можешь не сомневаться.
— Неразумно заставлять ее ждать, — сказал Бурхард.
Вероятно, он был прав. Еще пару секунд мы с Филиппом смотрели друг на друга. Пульс на его горле бился, будто хотел выскочить наружу. У меня саднило в горле, стискивало грудь. Трепыхалось перед глазами пламя факела. Я отвернулась и пошла к ступеням. Мы, крутые как сталь вампироборцы, не плачем. По крайней мере, на публике. По крайней мере, тогда, когда можем себя сдержать.
Бурхард открыл передо мной дверь. Я оглянулась и помахала Филиппу, как идиотка. Он смотрел мне вслед, глаза его вдруг стали слишком большими для его лица, как у ребенка, которого родители оставляют в темной комнате, куда тут же хлынут чудовища.
Николаос сидела в резном деревянном кресле, болтая в воздухе крошечными ножками. Очаровательно.
Обри прислонился к стене, обводя языком губы и снимая с них последние капельки крови. Рядом с ним неподвижно стоял Валентин, устремив на меня глаза.
Рядом со мной встал Винтер. Тюремщик.
Бурхард встал рядом с Николаос, положив руку на спинку ее кресла.
— Что я слышу, аниматор? Ты перестала острить? — спросила Николаос. Голос ее по-прежнему звучал во взрослом варианте. Будто у нее было два голоса и она меняла их нажатием кнопки.
Я покачала головой. Ничего смешного я не видела.
— Неужели мы сокрушили твой дух? Лишили воли к борьбе?
Я уставилась на нее, и злость захлестнула меня жаркой волной.
— Чего ты хочешь, Николаос?
— Ну, так куда лучше. — Ее голос поднимался к концу каждого слова, как девчоночье хихиканье. Наверное, я никогда больше не буду любить детей.
— Жан-Клод в своем гробу должен был ослабеть. Изголодаться, а вместо этого он силен и сыт. Как это может быть?
Я понятия не имела и потому промолчала. Может быть, вопрос риторический?
Оказывается, нет.
— Отвечай, А-ни-та!
Она протянула мое имя, откусывая каждый слог.
— Не знаю.
— Еще как знаешь.
Я не знала, но она не собиралась мне верить.
— Зачем ты мучаешь Филиппа?
— Ему после прошлой ночи необходимо преподать урок.
— За то, что он посмел тебе возразить?
— За то, что он посмел мне возразить. — Она соскользнула с кресла и прошелестела частыми шажками ко мне, слегка повернулась, и белое платье взметнулось вокруг нее колоколом. Она улыбнулась мне в лицо. — И, может быть, потому, что я на тебя сержусь. Я пытаю твоего любовника, и быть может, не буду пытать тебя. А еще — эта демонстрация может дать тебе свежий стимул искать убийцу вампиров.
Милое личико было обращено ко мне, светлые глаза искрились весельем. Чертовски хорошо она знала свое дело.