Перестрелки среди бела дня я не ожидала. И нападения из-за угла тоже не ожидала по настоящему, по крайней мере сегодня. Да, мне случалось и ошибаться, но… Если Филипп сможет мне помочь, вреда в этом не будет. Если он не будет сиять улыбкой направо и налево и к нему не будут приставать монашки, нам ничего не грозит.
— Если кто-то будет мне угрожать, ты можешь стоять спокойно и дать мне делать мою работу или ты полезешь меня спасать? — спросила я.
— А, — сказал он и уставился на свой стакан. Потом произнес: — Не знаю.
Очко за правдивость. Почти любой на его месте соврал бы.
— Тогда мне лучше пойти без тебя.
— А как ты убедишь Ребекку, что работаешь на старшего вампира города? Истребительница работает на вампиров?
Даже для меня это прозвучало смехотворно.
— Не знаю.
Он улыбнулся:
— Тогда решено. Я пойду с тобой и пролью масло на волны.
— Я не дала согласия.
— Но ты и не отказалась.
В его словах был смысл. Я допила колу и минуту, может быть, смотрела в его самодовольную рожу. Он ничего не говорил, только смотрел в ответ. Лицо его было нейтральным, без вызова. Это не было состязание двух воль, как с Бертом.
— Пошли, — сказала я.
Мы встали, я оставила чаевые, и мы отправились на поиски следов.
Ребекка Майлз жила в трущобах южной части города. Здесь улицы были названы по штатам: Техас, Миссисипи, Индиана. Дом был слепой, почти все окна забиты досками. Трава была высокая, как бегония, но и вполовину не такая красивая. За квартал отсюда стояли дорогие дома политиков и яппи, но в квартале Ребекки яппи не водились.
Квартира Ребекки была в конце длинного и узкого коридора. Кондиционера в нем не было, и жара была, как мех на груди — густой и теплый. Над протертым ковром висел тусклый пузырь лампочки. Позеленевшие стены кое-где были покрыты пятнами белой штукатурки, но было чисто. Запах лизола с сосновым ароматизатором был так густ, что вызывал тошноту. С ковра можно было есть, если захочешь, только шерсть будет во рту. С лезущей из ковра шерстью никаким лизолом ничего не сделаешь.
Как мы и договорились в машине, Филипп постучал в дверь. Смысл был в том, что он сгладит недоверие, которое могло у девушки возникнуть оттого, что в ее скромное обиталище нагрянула Истребительница. Минут пятнадцать пришлось стучать и ждать, пока за дверью кто-то зашевелился.
Дверь открылась на длину цепочки. Кто открыл, мне не было видно. Женский заспанный голос произнес:
— Филипп, ты что здесь делаешь?
— Впустишь меня на несколько минут? — спросил он. Лица его я не видела, но готова была поставить все свое движимое и недвижимое, что он улыбнулся ей одной из своих нечестивых улыбок.