Ральф ел без аппетита. Я думал, что он уже успел поужинать, но потом заметил, как тревожно поглядывает жена на его полную тарелку. Он вертел в руке вилку, брал и тут же откладывал хлеб и с сонной улыбкой смотрел на меня. Выглядел он неважно, как гриппозный больной. Вялый взгляд, тени под глазами, слегка заторможенная речь. Я спросил о раскопках, но он отделался двумя-тремя общими фразами. Рената торопливо поменяла мне тарелку и поставила на стол теплый пирог. Она в самом деле была немного похожа на девочку – маленького роста, очень худая, с какими-то испуганными глазами. Растянутая синяя кофта доходила ей до колен, на ногах были простые бумажные чулки, как у деревенской бабы. Она ни разу не улыбнулась, ни мне, ни мужу. А Ральф как будто ее не замечал. Разговор не клеился, и я снова подумал, что приехал напрасно. И ведь раньше рассвета отсюда не двинешься – я слишком устал, темно, да и туман.
Чтобы как-то оживить разговор, я восхитился фарфоровыми часами. Ральф отодвинул свою тарелку – он так и не поел, только выпил водки – и повел меня наверх. Там оказалась обычная городская комната – паркет, телевизор, полированная мебель. Он отпер бюро, поднял крышку, и я увидел в застекленной витрине бархатную доску с гнездами, в которых мерцали потертые или совсем новые на вид часы. Здесь были часы луковицей и медальоном, и наручные. Часы с гравировкой, с филигранью, с масонскими брелоками, с венецианскими цепочками, с эмалью, с перламутровой инкрустацией. Были часы с музыкой – Ральф нежно тыкал в стекло кончиком обглоданного карандаша (он всегда грыз карандаш, за день съедал чуть не половину). Были часы с узорными стрелками и совсем без них; иногда попадалось только часовое стекло с алмазной гранью, лежащее отдельно, порой – изумительно украшенный циферблат без механизма.
– Похоже на коллекцию насекомых, – пошутил я. – Не хватает только булавок.
И вздрогнул – Ральф переменился в лице и резко захлопнул крышку. Правда, он тут же извинился: крышка-де выскользнула у него из рук. Включил телевизор, крикнул в кухню, чтобы Рената принесла наверх пирог и водку. И мы, все трое, просидели остаток вечера перед телевизором, смотрели старый фильм Хичкока «Леди исчезает». Вряд ли бы я запомнил этот фильм, тем более что устал и почти не следил за действием. Но, начиная с того вечера, я помню все. Это мешает мне уснуть, и я лежу, перебирая в памяти день за днем, слово за словом, год за годом – все эти годы, превратившиеся в бесконечную погоню, которая, я знаю, ничем не увенчается.
Ральф отвел мне комнату напротив библиотеки, где, судя по его словам, он разбирал книги. Я спросил, не могу ли завтра чем-нибудь помочь, и Ральф ответил, что, отчего же, могу.