«И это наши освободители?» — закричал я, обращаясь к матери. — «Они такие же, как нацисты!»
«Только не реветь».
Это было единственное, о чем я тогда думал. Но от боли у меня на глазах выступили слезы. Мать совершенно спокойно сказала что-то третьему военному. Внезапно я почувствовал, что меня отпустили. Мой мучитель вышел из комнаты. Дверь за ним закрылась.
«Нам нельзя оставлять Мартхен одну с этим говнюком!» — прорыдал я. — «Он же убьет ее!»
«Успокойся, ей ничего плохого не сделают», — ответил третий русский на хорошем немецком языке. Говорил он почти без ошибок. «А с вами — с тобой и твоей мамой — я хочу поговорить наедине».
Только теперь я смог рассмотреть его как следует. «Он похож на кинозвезду», — подумал я. — «Если бы не эта дурацкая военная форма — она ему совершенно не к лицу».
Он попросил нас сесть и сам сел рядом со мной.
«Ты ведь немецкий мальчик?» — приветливо спросил он.
«Да», — сказал я.
«Хорошо».
Он обернулся к матери.
«Ты говоришь по-русски?»
Мать утвердительно кивнула.
«Откуда ты знаешь русский?»
«Я родилась в русской части Польши. После первой мировой войны моя семья переселилась в Германию».
«Вы эмигрировали?»
«Да».
«Вы бежали от Красной Армии?»
«Я думаю, нет», — быстро возразила мать. — «Скорее, от казаков».
«Говори помедленнее!»
Мать снова кивнула.
«Где твой муж?»
«Умер», — сказала мать.
«Когда он умер?»
«Пять лет назад».
«В Германии?»
Этот тип все больше действовал мне на нервы. «Что он хочет от мамы?» — спрашивал я себя. — «Здесь достаточно немок, путь их он и допрашивает.
Почему именно мою маму?»
«Где он умер?» — несколько строже продолжал спрашивать русский.
«В ка-цет».
«Господи, ведь она с трудом вытащила отца оттуда!» — подумал я. — «Почему мама об этом не сказала?»
«В ка-цет», — повторил русский.
«Это сокращение от слов „концентрационный лагерь“», — медленно сказала мать.
«Знаю, знаю, но ты долго думала, прежде чем сказать, где умер твой муж. Слишком долго думала».
Он вдруг пристально посмотрел на меня.
«Ты же приказал мне говорить медленно», — сказала мать. Она обращалась к русскому на «ты», но это, по-видимому, его ничуть не удивило. Он по-прежнему не спускал с меня глаз.
«Почему твой муж был в концлагере?»
«Он был еврей».
Вздрогнув, русский перевел взгляд на мать.
«Значит, ты немка, а твой муж был еврей?»
Мать хотела ответить, но он оборвал ее на полуслове. «Ты была замужем за евреем. Ты бегло говоришь по-русски. Сама ты немка и живешь в роскошном доме».
«Этот дом вовсе не роскошный!» — крикнула мать.
«Хорошо, хорошо, не роскошный», — согласился он. — «В каком концлагере умер твой муж?»