«В Заксенхаузене».
«В 1940-м?»
Мать молча кивнула.
«Разве тогда в концлагерях евреев уже убивали?» — спросил русский.
«Мой муж из тех же мест, что и я. Он тоже был еврей».
«Но ты ведь немец!» — обратился он ко мне. — «А может, ты тоже говоришь по-русски или по-польски?»
«Он родился здесь», — ответила за меня мать, — «и не говорит ни по-польски, ни по-русски».
«Я хочу, чтобы он сам мне ответил. Ты немецкий мальчик?»
«Да».
«Хотя твой отец — еврей?»
«Я немец и еврей», — взглянув на мать, ответил я.
«Ты не еврей. Если твой отец еврей, а мать — нет, ты уже не считаешься евреем».
Я снова посмотрел на мать, Почему она не помогала мне?
«Где твоя форменная одежда?»
«Какая форменная одежда?» — озадаченно спросил я.
«Твоя форма члена „гитлерюгенд“».
«У меня нет этой формы».
«Но ты же немецкий мальчик, и у тебя она обязательно должна быть», — настаивал русский.
«Я немецкий еврей, поэтому мне запрещено быть членом „гитлерюгенд“».
«Ты немец».
«И еврей».
«Ты не еврей».
«Нет, я еврей».
Наш разговор, казалось, развеселил русского. Он снова повернулся к матери.
«Покажи мне свой паспорт».
«У меня нет паспорта».
«Покажи мне свой немецкий паспорт».
«Немецкого паспорта у меня тоже нет. Я могу показать тебе только мое старое почтовое удостоверение, но оно выписано на другое имя».
«Это потому, что ты шпионка!» — неожиданно закричал он. — «И мужа-еврея у тебя не было. Ты прекрасно знаешь, что евреи были отправлены в газовые камеры! Причем гораздо позднее. У нас немцы делали все гораздо проще — евреи должны были сами копать себе могилы. Ты предательница и шпионка!»
От ярости русский едва мог говорить. Он рывком поднял мать со стула и потащил к двери. Я, плача, пытался вырвать мать из его рук. Тогда он схватил меня за шиворот:
«Так ты говоришь, что ты еврей?»
Рыдания мешали мне говорить. Мать хотела погладить меня по голове, но он оттащил ее.
«Ты еврей? Хорошо. Тогда тебе, конечно, известно, что твоя мать тоже должна быть еврейкой».
Я молча кивнул.
«Но это ложь — она не еврейка. Твоя мать вырастила тебя лжецом».
Он был просто в бешенстве. «Сейчас он убьет нас всех!» — подумал я. Из кухни слышался голос Мартхен, повторявший имя моей матери. Внезапно русский перестал кричать. Это было еще страшнее.
«Ты же знаешь, что Гитлер убивал евреев?»
Он говорил со мной, но его слова предназначались для матери.
«Да», — сказал я. — «Да».
«Как же получилось, что ты и твоя мать остались живы?»
«Мы все время прятались», — ответил я. Если бы он сейчас захотел, я выложил бы ему всю нашу одиссею. Лишь бы он оставил нас с матерью в покое.
«Гитлер уничтожал всех евреев. Это он хорошо организовал. Очень хорошо. А вы рассказываете мне, что вы евреи! Да как же вы могли уцелеть здесь, в Берлине, в самом центре гитлеровского государства?»