И здесь я в первый раз увидел американца. С нашего места я прекрасно мог рассмотреть его. На голове у американца был белый шлем. Выскочив из джипа, он обнял проходившего мимо красноармейца. Его товарищи тоже вышли из машины и обменялись с русским энергичными рукопожатиями.
«Нехватает только, чтобы к ним подъехали эсэсовцы в парадных формах и белых перчатках и тоже приняли в этом участие», — подумал я.
«Мама, смотри, это американцы», — сказал я, указывая на «джип».
Обе женщины поднялись со своих мест, разглядывая машину.
«И в самом деле, американцы», — сказала через некоторое время Мартхен.
Неожиданно перед нами выросли русские солдаты и согнали нас с места.
«Немцам не положено», — усмехнулась Мартхен.
Мы смешались с толпой других зрителей. К сожалению, с нового места нам почти ничего не было видно.
«Жаль», — вздохнула мать. — «Место на развалинах было почти как ложа. Русские, оказывается, тоже антисемиты».
Мартхен, продолжая улыбаться, ничего не ответила. Мы увидели подходившую к нам фрау Плац, которая энергично махала нам рукой. Следом за ней шел Ганс Кохман.
«Регина и супруги Карфункельштейн стоят на другой стороне — оттуда лучше видно».
«Что, у господина Карфункельштейна ложа?» — спросила Мартхен. Фрау Плац засмеялась.
«Нет-нет, они тоже стоят».
Мать представила ей Мартхен. Фрау Плац по очереди обняла всех.
«Господи, да ты совсем не вырос», — сказала она, глядя на меня.
«Ты что, слепая?» — мать притянула меня к себе.
Фрау Плац смущенно обернулась к Гансу Кохману.
«В этом возрасте растут еще не так быстро», — попытался помочь ей Кохман.
Через толпу мы протиснулись на противоположную сторону.
«Ну, все уже позади», — улыбнулась нам фрау Карфункельштейн.
Ее муж рассказал, что на уличных фонарях вдоль Шарлоттенбургершоссе и Бисмаркштрассе до поворота на Адольф-Гитлер-плац висели трупы эсэсовцев.
Говорят, среди повешенных — семья Геббельса. «Сам я, правда, не видел, но есть очевидцы».
«Не может быть!» — воскликнула Мартхен.
«Мне говорили — есть очевидцы», — повторил Карфункельштейн. — «Там, должно быть, непереносимо воняет. Но русские запретили снимать трупы с фонарей».
«Вполне может быть», — согласился Ганс Кохман. Внезапно раздался громкий треск. В небе вспыхнули разноцветные огни фейерверка. На очищенной от обломков и щебня площади русские начали танцевать краковяк, приглашая товарищей по оружию танцевать вместе с ними.
Танцующих становилось все больше. К русским присоединились американцы, французы, англичане. Они угощали друг друга сигаретами и водкой. Поздно ночью мы попрощались с остальной компанией и пошли ночевать к Регине — у нее была полуподвальная квартира в доме на Инвалиденштрассе.