Внезапно она остановилась и внимательно поглядела на меня. События этой ночи вконец измучили меня, и я не помнил, подумал ли я об этом или сказал это вслух. Что бы она сделала в таком случае? Может, она схватила бы меня за шиворот и потащила к гестаповцам? А может — и нет. Эта тетка казалась такой добродушной!
«Ты какой-то странный. Уж не свихнулся ли ты часом? Если начнешь реветь, я отправлю тебя обратно в очередь. И ты будешь стоять там до посинения».
«Или до пожелтения», — ухмыльнулся я.
«Почему — до пожелтения?» — раздраженно спросила она.
«Потому что шестиконечная звезда — желтая», — мысленно ответил я, но вслух сказал, пожав плечами:
«Да просто так».
«Немецкий мальчик не должен плакать. Во всяком случае, не показывать своих слез».
При этом у самой сестры повлажнели глаза и задрожали губы. Неужели она жалеет меня?
«Если кому-нибудь бывает плохо, лицо у него желтеет», — пояснил я.
Она растерянно взглянула на меня. Потом прижала меня к себе. «Боже мой», — вздохнула она, — «я желала бы для тебя совсем другого детства».
Она толкнула дверь, и я очутился в довольно большом помещении. На полу лежали матрацы и куча сложенных одеял.
«Дети получают молоко и гороховый суп, а кто будет пукать, получит по заду», — попыталась пошутить она.
Я подошел к одному из матрацев. Я так устал, что, наверное, смог бы спать стоя.
«Нет-нет», — поняла она мое желание. — «Сначала помойся и почисть зубы».
Она показала на дверь в противоположной стене.
«У меня нет зубной щетки», — угрюмо сказал я. Настроение у меня было отвратительное.
«В таком случае можно почистить и пальцем», — не унималась она. — «А ну, марш мыться! И сними с себя одежду. Я принесу тебе полотенце».
Она вышла, оставив дверь открытой. Когда она вернулась, я все еще стоял на прежнем месте.
«Я уже почистил зубы. Пальцем», — сказал я.
Она была неумолима.
«Разденься и повесь одежду на крючок».
Я не трогался с места. Наконец она поняла.
«Вот в чем дело! Ты стесняешься! Ладно, я выйду, а ты мойся. Когда будешь готов, я приду опять и дам тебе поесть. А потом ты ляжешь спать. Ну давай, пошевеливайся!»
И с этими словами она скрылась за дверью.
«Никогда не снимай штаны в присутствии чужих людей», — сказала однажды мать. — «И в туалет старайся заходить тогда, когда там никого нет. Иначе все сразу сообразят, кто ты».
Я торопился изо всех сил. Когда она вернулась, я уже кончил мыться и снова одевал пальто.
«Пальто можешь снять. Сверни его и положи под голову вместо подушки».
Она подвела меня к лежащему у самой стены матрацу. Рядом с матрацем уже стояла миска с едой.