«Почему это тебя так интересует? Ешь, сколько захочешь, пей свой чай, а потом можешь уходить. А если ты думаешь, что я или моя мать имеют что-то против Германии, ты ошибаешься. Нам Германия нравится, она прекрасна».
«Прекрасна? С непрерывными бомбежками? С улицами в развалинах?»
«Довоенную Германию мы тоже знали».
Он испытующе посмотрел на меня. Неожиданно для самого себя я решил рискнуть и рассказать ему все.
«Я пришел сюда не ради еды. Я пришел просить у вас защиты и помощи. Моя мама не может больше таскать за собой».
Он смотрел на меня. Лицо его оставалось бесстрастным, но глаза были печальны.
«Кто твоя мать?» — спокойно спросил он.
«Моя мама еврейка», — ответил я.
«Значит, ты еврей? Или твой отец немец?»
«Моего отца почти убили в Заксенхаузене».
«Почти?»
«Он умер в еврейской больнице на Иранишенштрассе. Незадолго до смерти моя мама забрала его из концентрационного лагеря уже смертельно больным».
«Твоя мать, наверное, очень хорошая женщина».
«Да, конечно».
«Я бы с удовольствием познакомился с ней».
«Это невозможно. Она не знает, что я здесь».
«Ну и дела!»
«Мы живем в садовом домике. Там очень холодно, и мы ужасно мерзнем. И еды у нас тоже маловато. Думаю, без меня ей, может, легче будет продержаться».
«Наверняка нет!»
Он спокойно смотрел на меня. По его лицу было невозможно понять, о чем он думал.
«Ты хоть раз задумывался над тем, как беспокоятся матери о своих детях? А если то, что ты рассказал, — правда, представляешь, как она боится за тебя?»
«Она наверняка рада, что я ушел», — врал я. — «Думаю, что нам будет легче пробиться в одиночку. Сюда она никогда бы не решилась прийти».
«Съешь еще что-нибудь! И знаешь, что я думаю? Ни одному твоему слову я не верю. Сказки ты хорошо умеешь рассказывать».
«Вы считаете, что я вас обманываю? Что я все придумал?»
«Сколько тебе лет?»
«Двенадцать».
«Для твоего возраста ты очень хитер».
«Я бы себе тоже не поверил», — ухмыльнулся я.
«Идем со мной».
Он встал и взял меня за руку. Я попытался сопротивляться, но он потащил меня с собой. Мы вышли в дверь позади его письменного стола и пошли по довольно длинному коридору. Наконец мы остановились перед полуоткрытой дверью. Это был туалет. Он втолкнул меня туда и закрыл за собой дверь.
«Ты, конечно, хочешь писать?» — спросил он.
«Нет, не хочу».
«Но тебе нужно пописать. А ну, снимай штаны!»
«А вам не нужно писать?» — ухмыльнулся я.
«Сейчас ты у меня получишь!»
Я почувствовал — он очень рассердился. Я спустил штаны. Он коротко взглянул и велел мне снова натянуть штаны. Потом мы вернулись в его кабинет. Он велел мне подождать и вышел куда-то. К моему собственному удивлению, это совершенно не испугало меня. Все происходящее даже начинало нравиться мне. Мне было интересно — что он теперь предпримет. Кушетка, на которой я сидел, была очень удобной. Я лег и вытянул ноги.