«Вряд ли меня будут обыскивать», — говорил он. — «А портфель наверняка откроют».
Этот вежливый, всего боящийся человек не осмеливался носить в портфеле еду, однако случалось, что во время долгой поездки в электричке он совершенно открыто читал обернутый в газету томик своего любимого Томаса Манна. Когда мать заговорила об этом с ним, он ответил:
«Никто из контролеров книг Томаса Манна не читал. А если и читал, то это же настоящая литература! Разве можно иметь что-то против нее?»
Ему очень везло — он ни разу не нарвался на контролеров. Но в случае реальной опасности я желал бы ему обладать хотя бы долей природного инстинкта, каким обладала тетя Регина.
Во всяком случае, я очень симпатизировал Хансу Кохману. Во время уроков немецкого языка к нам очень часто присоединялись остальные обитатели домика.
Эти уроки превращались в коллективное чтение вслух. Каждый читал какое-нибудь произведение или отрывок из него. Иногда в таких занятиях принимала участие и Кэте Нихоф, и тогда чтение затягивалось до рассвета, после чего Кэте на своем мотоцикле уезжала обратно в лагерь. В своем портфеле Ханс Кохман привозил и драматические произведения. Чаще всего это были драмы Герхарта Гауптмана, любимого автора матери. Она радовалась, когда мы начинали читать «Бобровый мех». И когда наступала моя очередь и я произносил наизусть «Иисус говорил своим ученикам — у кого нет ложки, пусть ест руками», она слушала меня, затаив дыхание.
Мать любила все драмы Гауптмана и с удовольствием слушала любую — «Ткачи», «Роза Бернд», «Возница Геншель». Ханс Кофман часто исполнял песню из драмы «Бобровый мех»: «Утренняя заря сулит мне раннюю смерть».
Он пел эту песню своим скрипучим голосом, его лицо выражало крайнюю печаль. Нам всем даже как-то не по себе становилось.
«Хватит, господин Кохман, довольно. Поезжайте-ка домой, не то я, чего доброго, расхвораюсь», — сказала однажды Кэте.
Кохман удивленно уставился на нее и возразил:
«Да что вы, фрау Нихоф! Вы ведь женщина с сильным характером! И к тому же как будто сошли со страниц этой пьесы».
Честно говоря, пьесы Гауптмана меня не очень интересовали. Я находил их довольно странными, хотя радовался, глядя на счастливое лицо матери. Гораздо больше занимали меня книги по истории.
Каждый раз я просил Кохмана привозить мне именно такие книги. Однажды мне в руки случайно попала книга Циммермана о крестьянских войнах. Я был в восхищении. Правда, дочитать эту книгу до конца я не смог, но понравилась она мне страшно. По какой-то и сегодня неизвестной мне причине я отказался от этой темы, хотя настойчиво просил Кохмана рассказывать мне об этих войнах. Ханс Кохман был страстным любителем литературы, но в истории он разбирался слабо. Беседовать со мной на исторические темы он не захотел — это был не его конек.