— По-вашему, это конец? — спросил я.
— Щенок! — взревел лесник. — Запрещаю тебе произносить это поганое слово!
— Но я думал, что вы… — смутился и растерялся я.
— Если бы ты думал! — все еще сердито проворчал лесник.
— Что же нам делать?
— Что делать? — проворчал он, пряча трубку в карман. — Рыбалить. Охотиться. Смотреть на небо. Щук по-русски приготавливать. Ручку господину майору целовать.
Я не мог понять, шутит он или говорит всерьез. Хотел было спросить его, почему он отпустил этих немцев, а не укокошил их с нашей помощью, но удержался.
— Друга твоего как зовут? Антон? — неожиданно спросил лесник.
— Антон, — подтвердил я. — А что, вы его знаете?
— Немного знаю, — ответил он.
— Он жив?
— Да. И представь себе, скоро встанет на ноги.
— Где же он?
— Ты встретишься с ним сегодня. И тогда мы обсудим план. А пока — марш ужинать. Да поторапливайтесь.
Когда мы, поужинав, вернулись, лесник сказал подобревшим голосом:
— Ну как щука по-русски? Вина не осталось. — И, положив сильную руку на растрепанные волосы Галины, спросил: — Ты что-то грустная, доча. Не захворала?
— Нет, — ответила Галина, и я хорошо видел, что она через силу улыбнулась.
— Значит, все хорошо?
— Да.
— Ну ладно, пошли.
Примерно в полукилометре от сторожки нас уже ожидала подвода. Опустив головы, кони дремали. Верткий мальчишка, услышав негромкое покашливание лесника, устремился к нему.
— Все в норме, дядя Максим.
— Поехали, — сказал лесник.
Галина помогла мне взобраться на телегу. Кони тронулись. Ветки часто задевали меня, а когда кони ускоряли шаг, хлестали по лицу, будто я в чем-то провинился. И все же на душе было светло: впереди — встреча с Антоном. Нервное напряжение схлынуло, голова стала свежее, вечер в лесу обещал прохладу и покой. Хотелось, чтобы лошади шагали веселее.
Я еще не знал, что мы будем делать. «Рыбалить. Охотиться. Смотреть на небо» — вспомнились мне слова лесника.
Совсем стемнело. Высоко над лесом плыли звезды. Родные звезды, оказавшиеся вместе с нами в глубоком тылу врага.
Когда же вы станете свободными, звезды?