А за рекой уже начиналась перестрелка. Надо спешить. Надо успеть во что бы то ни стало.
Трофим Федотович Палкин догадался: неспроста вызвали его к начальнику станции. Кто же приглашает машиниста на беседу, если рейс ожидается обычный? Выслушав Акулова, он расстроился, но виду не подал.
— Насчет трудностей ясно: война есть война...
Переминаясь с ноги на ногу, попросил:
— Ежели что, то семья у меня тут. На этот поезд? Нет, не управимся. Кто ж его ждал, немца-то, так скоро...
Палкин родился в Шаромыше, здесь же обзавелся семьей, вырастил детей. Горько пятидесятилетнему человеку узнавать о беде, надвигающейся на родные места. По разговорам он догадывался об эвакуации станции. А как же семья? Куда с Екатериной? Ему представилось, как немцы ворвутся в Шаромыш, начнут глумиться над всем дорогим ему. Вот и сад вокруг вокзала. Сами его вырастили. И депо, хотя и маленькое, необорудованное, но построено своими руками.
И чем больше он думал, тем сильнее серчал на армию. Учили, поили, кормили, одевали. Самую здоровую силу послали в войска. А они бегут... Ну, впервые дни оно понятно. А то ведь третью неделю.
Когда он возвращался к паровозу, вдалеке за поселком неожиданно зачастили выстрелы. Кто там стреляет? Нашли время для учений...
На душе было тревожно, неспокойно.
— Ты, Павлуша, побудь тут, я скоро, — сказал он своему помощнику Смирнову. — В случае чего, дай длинный гудок.
— Работы не будет?
— Попозже...
Помощник прислушался к отдаленной перестрелке, подумал: «Старику не по себе. Ясно, семья немощная. Давно надо было отослать. А куда? Страна большая, а ехать некуда. Свое гнездо тут. А где-то кому нужен лишний рот, лишняя кровать в квартире?»
Машинист, чуть сутулясь, перебежал пути. Высокий, сажень в плечах, заторопился он на край улицы.
Дома его встретила десятилетняя внучка. Она катала в кресле бабушку вокруг цветочной клумбы. Трофим Федотович резко замедлил шаги, оглядел свое хозяйство. Яблони заметно отцвели, окутались свежей листвой, как зелеными шалями. Вдоль забора поднялся малинник — все выращено, выхожено своим трудом, полито своим потом...
Он открыл калитку и вошел.
Глаза жены смотрели тревожно и вопрошающе. Чем ее утешить? Разве она поверит, если он скажет, что на станции рвутся игрушечные хлопушки? А куда ее отправишь? Дочка и зять с первого дня в армии. Ни слуху ни духу. А может, все обойдется? Может, немца остановят? Может, его заманивают, чтобы потом одним ударом покончить со всей фашистской армией?
— Вы ели? — озабоченно спросил Трофим Федотович, словно это было главным в данный час. — Ты что, Галочка, притихла?