— Без хлопот хлеб не уродится. Без труда и лист не шелохнется…
— Мудрость! — Илья снова притянул Цыремпила к себе.
Тот молчал. Его волновала мысль, не написали ли отцу о их поведении, и он не отвечал Пили-пенко.
— Молчишь? Со мной, друг, спорить — дело дохлое. Значит, красивая, говоришь…
Илья опять засмеялся, потом спросил:
— Слушай, вдруг меня покалечат? А? Скажем, выбьет глаз или ухо долой? Отвернется она от меня?
Цыремпил сердито сплюнул, приподнялся.
— Дурак ты! Шибко дурак!
Илья неожиданно для Батуева спокойно подтвердил:
— Верно. Глупость сгородил.
Лицо Цыремпила вдруг стало тревожным:
— Знаешь, Фролов днем говорил, что наши вели бои местного значения. Это что же, перестали наступать, значит?
Илья надолго задумался.
— Жаль, если так, — проговорил он спустя, быть может, полчаса. — Не придется нам посражаться.
Поставят где-нибудь за сто верст от фронта, и немца подходящего не присмотришь…
— Войны на наш век хватит, черт бы ее побрал!
Цыремпил снова вернулся к прежней мысли:
— Думаешь, Фролов отцу не напишет?
Илья подшутил:
— Конечно, напишет. Бросил все — сидит и пишет. Он у нас строгий.
Цыремпил воспринял серьезно.
— Строгий, правильный, — произнес он задумчиво.
А колеса неизменно отбивали дробную чечетку, унося далеко от привычной жизни навстречу тяжелым испытаниям.
Низкие тучи заволокли небо. Косматые, они заклубились над полями и голыми лесами. Дым из паровозной трубы стлался вдоль насыпи, льнул к буграм, оставался в лощинах. Снежинки опускались на землю робко, медленно, словно выбирая место получше, коснувшись земли, таяли. Сверху падали новые, рассеивались белым крошевом, нависали легкими кисейными занавесками. Поезд разрывал эту непрочную ткань, разметывал белую пыль по сторонам.
Листравой стоял у раскрытой двери, вспоминал время, когда он сам за реверсом паровоза, по сугробам, прокладывал путь поезду.
Эшелон опять задержали на боковом пути. Его обогнал бронепоезд. Листравой, смотря на падающий снег, невольно представил себе, как сын Юрий управляет сейчас паровозом такого же, быть может, бронепоезда, как ему тяжело вести груженый состав по занесенным перегонам. Его волновало, справляется ли сын, только год назад получивший право управления локомотивом.
— Дома хозяин? — В двери показался начальник политотдела.
«Начнет пилить», — неприязненно подумал Листравой, вставая навстречу Фролову.
— Заходите.
Фролов легко поднялся в вагон, отряхнул с ушанки снег, оббил валенки.
— Порошит… — Он посторонился, приглашая Ли-стравого полюбоваться теплым мартовским снегопадом. — Только бы на зайчишку…