Грохот повторился. Взрывы сыпались один за другим.
— Это за вокзалом… А это за стрелками… — по звукам определял Пацко, успевший узнать расположение станции. И ему верили, хотя сам он смутно понимал, что к чему, говорил так, для своего успокоения.
— Да они пьяные! — снова раздался его голос. — Вое мимо, олухи. Все мимо нас…
Вдруг бомба разорвалась рядом с убежищем, посыпались комья, пол закачался.
— Держись, начинается! — шутливо пробасил Листравой и встал, но ударился головой. Потолок не дал ему распрямиться. Листравой сел, задумался. Оставаться здесь не хотелось. Что же делать? Чувство страха почти улеглось, только немного сосало под ложечкой и хотелось скорее на свет, на воздух, своими глазами видеть все, что происходит там. Он громко позвал:
— Кто со мною? Пошли.
Расслышать друг друга было почти невозможно: кругом грохотало, дрожала земля, сыпались комья. Потолок грозил обвалиться.
Листравой потянул за рукав Краснова:
— Пошли, Демьян. Прихлопнет, как кутят.
Краснов, представивший себе, что делается наверху, застыл от ужаса. Но перед Листравым страха показывать не хотел.
— Да! Наверх!
— Коту делать нечего, так он зад лижет, — хрипло проговорил Пацко, дергая Краснова за ногу. — Ложись! Тут скорее дождешься своего курорта.
Демьян Митрофанович упал, затих, прислушался к своему сердцу. А в мыслях: «Только бы мимо!»
Листравой пошел, на время загородив слабый свет входа. За ним увязался Хохлов.
Наверху они укрылись в неглубоком рве. Стреляли зенитки и пулеметы, но самолеты снова и снова шли к станции, вырисовываясь в небе хищными птицами.
— Думаешь, по нашим вагонам попало? — ерзая на глинистой земле, спросил Хохлов.
— Нам от того не легче. — Листравой увидел неподалеку солдата. Тому оторвало левую ступню, он выл от боли, словно в припадке сумасшествия. У Листравого и без того были напряжены нервы, и он грубо крикнул:
— Замолчи, солдат! Чего орешь? Не голову же оторвало.
Солдат скорчился, лицо перекосило болью.
Краснов загорелся отвагой: нельзя лежать, когда Листравой где-то там, потом станет рассказывать…
Он выскочил на свет в тот момент, когда раненый особенно пронзительно взвыл, схватившись за ногу. Бледное молодое лицо солдата выражало ужас.
— Ох! Несите меня!
И.Краснов возбужденно сказал Листравому:
— Понесли, Саша!
Но нести было не на чем, и Краснов принялся налаживать носилки из обломков вагонных досок. Листравой тем временем перетягивал ремнем раненную ногу солдата.
Краснов видел людей, тушащих пожары, расцепляющих вагоны. Матросы на бронепоезде вели стрельбу. И опять ему стало непонятно: почему люди не бегут в поле, подальше от этого разрушительного урагана, от этих взрывов? Что их удерживает? Он косился на Листравого, но тот молча делал свое дело, только подрагивали спутанные усы.