— Если бы все эти старинные дома не приводили в порядок, они превратились бы в развалины, правда? Как древние руины Греции…
— Почти, — ответил я.
В одиннадцать часов вечера мы с Энни сели в первый класс самолета авиакомпании «Свисс Эйр». За эти полдня отдыха в Швейцарии я понял, почему эта страна занимает передовые позиции в мире: точность, технический гений, тщательно скрываемые детали быта.
В десять часов утра командир посадил DC-10 с легкостью пушинки, без единого толчка, как на бархат. Если бы я не был так напряжен, я пошел бы его поблагодарить. Но у меня не было времени на выражение восторга или вежливости. Сидевшая рядом женщина, усталая, счастливая, возбужденная этим путешествием, должна была умереть в Африке. Мой единственный выход — убить ее.
Из самолета мы вышли первыми. На несколько секунд мы задержались на площадке трапа. Воздух был свежим, небо было затянуто тучами. Заспанная, испачканная тушью для ресниц, Энни, вздрагивая от прохлады, застегнула на груди свой элегантный кардиган.
— А в Африке не так уж и жарко? — сказала она с некоторым упреком в голосе.
— Найроби находится на высоте тысяча пятьсот метров над уровнем моря.
А затем добавил с явным нерасположением в голосе:
— Вы не нищенка, которая собирается стоять с протянутой рукой… Не портите вашу куртку.
Удивленная моим резким тоном, она отпустила лацканы одежды. На пятки нам уже наступали другие пассажиры.
— Извините, — сказал какой-то старик, — разрешите нам пройти, спасибо.
Я взял Энни за руку:
— Пошли!
Мы стали спускаться но ступенькам. Нетерпеливый мужчина протягивал руку своей жене.
— Осторожнее, — сказал он — Сейчас не время оступаться.
Перед нами до самого горизонта расстилалось бетонное поле. Этим утром в Найроби Африка была серой и обыденной. У последних ступенек трапа стюардесса в белых перчатках объясняла, куда надо идти. Она указала в направлении зданий, стоявших у края бетонной полосы. Я решил пропустить толпу пассажиров. Я опасался паспортного контроля. Все больше и больше людей шло по открытому коридору, обозначенному стрелками. Нас сопровождала стюардесса в безупречной униформе. К нам присоединилась группа немцев, уже бывавшие здесь пассажиры торопились пройти паспортный контроль первыми. В центре ближайшего здания, в глубине небольшого зала, за приподнятыми окошками таможенники проверяли паспорта, которые им протягивали прибывшие пассажиры. Для того чтобы ответить им, надо было поднять голову. Увлекаемый медленным движением продвигавшейся толпы, разделившейся на три колонны, я наблюдал за таможенником, которому предстояло проверить паспорт нашей девицы. Широкое лицо, седоватые усы, пронзительный взгляд из-под очков в позолоченной оправе. Он был суров с виду. Подойдя к его возвышению, я протянул ему оба наших паспорта. Вначале он открыл мой, куда я сунул свою грин-карту в доказательство того, что я жил в Америке. Он долго рассматривал мою фотографию, потом посмотрел на меня. Затем он открыл паспорт Энджи. Взглянул на фотографию, поднял голову и посмотрел на Энни, чьи растрепанные волосы выбивались с двух сторон из-под сдвинутой на затылок матерчатой бейсболки. Очевидно, полицейский заинтересовался, почему у нас разное гражданство. Он взглянул на таможенную декларацию с указанием ввозимых ценных вещей и валюты, заполненную еще в самолете. Энни тоже заполнила обменную карточку. Наконец кениец проставил штампы в каждом документе и вернул мне паспорта, вложив в каждый из них контрольный лист, который возвращается при выезде из страны. После этого мы получили разрешение войти в другой зал, куда был подан багаж. Я почувствовал облегчение. Мне удалось ввезти свою жену, миссис Энджи Ландлер, в Кению. Если с Энни случится какой-нибудь несчастный случай, то умрет Энджи. Энни повернулась ко мне: