— Идите играть в другое место. Живо, живо!
Мы остались стоять под прямым солнцем. Время от времени налетал влажный ветерок, он гулял по двору в разных направлениях, натыкаясь на стены. Двор был защищен от ветра, и он налетал сюда порывами. Ахмед хлопнул в ладони, словно аплодировал нашему приезду. Мальчишки прекратили играть и прибежали, чтобы взять наши чемоданы. Ахмед сказал им на суахили отнести наши вещи. Жена должна была знать внутреннее устройство дома, следовательно, я не смел задавать вопросы. Разменщица денег из Лас-Вегаса должна была вступить в дом как долгожданная принцесса, а не как актриса, взятая на эту роль.
— Мама Фергюсон, если хочешь отдохнуть, твоя комната готова. Но, может быть, ты хочешь сразу же посмотреть на памятник?
— Меня теперь зовут миссис Ландлер. Мой муж, мистер Эрик Ландлер, впервые приехал в Африку. Вы сможете рассказать ему лучше, чем я, историю этого дома. Мне хотелось бы удивить мужа и в каком-то смысле снова познакомиться с домом.
Я был очарован находчивостью Энни. Обстановка разрядилась, голос ее стал более уверенным, слова она подбирала правильные, спину держала ровно. И все же она не удержалась от замечания, которое могло бы нас выдать:
— Аист…
— Они по-прежнему здесь. Птенцы уже подросли и начали летать.
Ахмед явно посуровел. Вероятно, ему не понравилось довольно резкое напоминание о семейном положении Энджи. Это его, наверное, обидело или остудило. Впредь он стал обращаться к нам на «вы» и делал ударение на слове «мадам».
— Вы пойдете в комнаты или сначала посмотрите на памятник?
Вопрос этот казался пустяковым, и мы вполне могли захотеть освежиться перед тем, как любоваться скульптурой, но от выбора, явно, зависело многое.
— Памятник, — сказала Энни.
Ахмед удовлетворенно улыбнулся и попросил нас следовать за ним. Мы прошли через темный холл, наполненный запахами, словно лавка торговца целебными травами, смесью сладковатых запахов пыли и сена, испарениями зерна из элеватора, стоящего на солнце. Нечто среднее между запахом плесени и ладана. Стены были покрыты голубой кафельной плиткой с рисунками неправильных форм. Мы прошли по узким коридорам, связывающим между собой небольшие залы. Последний зал выходил на огромную террасу. Там нас ослепил всплеск солнца и пылинок. Каменная балюстрада перечеркивала горизонт. В дымке угадывались очертания горной гряды. Заброшенный домишко? Энджи, вероятно, улыбалась бы, глядя, как я рассеянно бродил по нему.
— Мадам…
Повелительным жестом Ахмед пригласил нас проследовать за ним. Мало-помалу нас стало охватывать странное возбуждение, может быть, высота и яркий свет лишили нас сил? Порывы ветра швыряли нам в лицо горсти песчинок. Мы увидели скалу, в которой была высечена скульптура: величественный лев, слегка приподняв и откинув голову назад, словно под тяжестью своей гранитной гривы, глядел в бесконечность. Мы смотрели на зверя, и я стал искать причины нараставшего недомогания.