Сэндерс вытер пот со лба. Я спросил его, не желает ли он выпить воды, он отрицательно покачал головой. Было уже без двадцати минут десять. Заставлять совет ждать нас еще пятнадцать минут было невозможно. Я вынул из папки составленный мною документ и протянул его Сэндерсу:
— Вот что предлагаю я. По этому договору я остаюсь владельцем компании Фергюсон, выполняя волю моей жены. Но по причинам личного характера я передаю вам все права управления, исключая возможность продажи или ликвидации. Убитый горем, я буду жить в Африке в доме моей любимой жены. Согласно ее завещанию, будущий комплекс получит в свое распоряжение капитал на сумму двадцать миллионов долларов, а ее фонд помощи кенийскому государству будет располагать восьмьюдесятью миллионами долларов. У вас будет власть, чтобы обогащать меня, это так, но вы будете при этом испытывать удовлетворение, что вам удалось удалить меня из компании и приговорить к проживанию в Африке. Я держу вас на крючке этим рукописным завещанием, а вы меня — видеокассетой и трупом Энджи. Если вы решите вытащить эту кассету на свет Божий, я сразу же предъявлю это завещание, и тогда мы оба лишимся всего, а вас к тому же обвинят в пособничестве. Ваш фильм должен был послужить правосудию и находиться в руках окружного прокурора, а не у вас! Я без всякого колебания дам показания против вас, чтобы прихватить вас с собой в тюрьму. Не желаете ли подписать этот договор, который мы предложим на утверждение совета через несколько минут?
— Дайте подумать, — сказал Сэндерс — Дайте подумать.
— На это у вас нет времени. На вашем месте я не стал бы отказываться от стакана воды. А поскольку Фергюсоны всегда с пониманием относились к нуждам своих служащих, я, как их законный и полноправный наследник, прежде чем уехать в Африку, дам вам прибавку к жалованью, дорогой Син…
Пресса захлебывалась в дифирамбах, рассказывая читателям о нашей великолепной истории. Их приводила в восторг «история любви», решение Эрика Ландлера, француза по национальности, инженера по образованию, получившего в наследство компанию Фергюсон и решившего уехать жить в Африку в доме, который так любила его жена. Газета «Пипл» вышла под заголовком крупным шрифтом на первой полосе: «Эрик предпочел ежедневное паломничество к источнику своей любви…» Вся Калифорния называла нас только по именам.
Все было преувеличено, возвышенно, великолепно: наша любовь, наше первое свидание, Африка, Лос-Анджелес, друзья… И из всей этой горячей лавы вырисовывался благородный облик Сэндерса, который, несмотря на свой преклонный возраст, готов был пожертвовать собой ради этой пары, соединенной вечностью. Он возьмет в свои умелые руки управление компанией, дав мне возможность посвятить себя делу жизни любимой жены… Его заработная плата была достойна оказанного доверия, а отдельным распоряжением Эрика, такого романтичного, такого сентиментального француза, он получит возможность жить в розовом доме Энджи Фергюсон.