"Ну, Бабуся Ягуся, полечи-ка доброго молодца", - как можно громче подумал он.
И был услышан. Ведьма, нахмурившись, попыталась отвести глаза, но не смогла. Раздраженно хмыкнув, взяла в свои сухие, похожие на мощи руки распухшую лапу, неодобрительно покачала головой.
- Ступай за мной, оборотень.
Старуха пошла к избе. Куриных ножек, как ни странно, у той не оказалось. Поросшие сине-зеленым мхом древние бревна со щелями в добрый палец да прохудившаяся крыша из камыша - вот и все сказочные атрибуты.
Увидев в ее руках нож, "добрый молодец" невольно отшатнулся и по-собачьи взвизгнул. Волчья шкура не позволила Яге увидеть, как он залился краской стыда. Решительно протянул лапу.
"А наркоз?" - продолжала издеваться урезанная память, как бы мстя за свое несовершенство.
Старуха, внимательно взглянув на него, вернулась в хижину. Вынесла оттуда пузырек с темной, пахнущей маком жидкостью, вылила ее в глиняную миску и поставила перед волчьим носом.
Проснулся он уже на камышовой подстилке. Сквозь тряпицу, обмотанную вокруг больной лапы, проступала кровь. Боли не было. Зато в голове звенели церковные колокола, а во рту сухой язык прилип к верхнему небу. Волк чуть приподнялся и увидел все ту же глиняную миску, но на сей раз, доверху наполненную желтым молоком.
Утолив жажду, улегся на прежнее место. Положил морду на здоровую лапу и, словно верный пес за хозяйкой, стал наблюдать за старухой. Та, сидя на грубо сколоченном табурете возле пня, служившего столом, закрыв глаза, мерно покачивалась и что-то шептала. Острое ощущение того, что некогда все это с ним уже происходило, нахлынуло на того, кто жил сейчас в волчьей шкуре.
"Варага, Варага, - вновь выдала обрывок воспоминаний память. - Избушка, болезнь и еще кто-то. Но кто же? Кто? Если он это вспомнит, то вернется и все остальное".
Но все усилия тщетны. Колокольный звон перерос в набат. Пришлось расслабиться, закрыть глаза. Сдерживая стон, плотно стиснул зубы. Дрема подкралась незаметно, была поверхностна и кратковременна. Так же быстро и ушла, бесследно растаяв, словно предрассветный туман.
Ведьма, склонив голову на едва прикрытую лохмотьями высохшую грудь, жалобно, по-детски постанывала во сне. Сквозь седые космы виднелся крючкообразный нос, впалые блеклые щеки, синее пятно губ.
Но оборотню вдруг показалось, что перед ним не старая карга, а юная красавица. От удивления он раскрыл зубастую пасть, уловив смутно-знакомые черты, упрятанные под грязную оболочку.
"Похоже, Ягуся пострадала от того же зловредного Кощея, что и я".
Чувство жалости и сострадания нежданно захлестнули душу и сердце.