Потом появилась американка. Я услышала у входа в зал английскую речь с американским акцентом. Молодая девушка что-то пыталась объяснить дежурившим у входа сотрудникам Аукционного дома. В конце концов ее пропустили. Присутствующие ее совершенно не интересовали. Она целенаправленно пошла в первый ряд и уселась на свободное место.
Наконец на сцене появился распорядитель, или руководитель, или просто представитель Аукционного дома.
* * *
Из вступительной речи я не почерпнула ничего нового – кроме фамилии, имени и отчества усопшего, картины которого были выставлены на торги. Записала их в блокнот, хотя думаю, что проблем с их выяснением у меня не возникло бы. Но все равно нужно будет поинтересоваться этим товарищем. Или господином.
Предстояло продать двенадцать картин. Распорядитель объявил, что на сцене будут вывешиваться по четыре картины. После продажи первых четырех принесут четыре следующие, потом последние четыре.
Первые четыре представляли собой как раз то, что я ожидала, – колхозница, птичница, рабочий и какая-то грандиозная новостройка.
– Сними картины, – тихо сказала я Пашке. – Как получится. И тех, кто их купит.
Я не могу сказать, что торги проходили бурно, как раз наоборот. Распорядитель (или руководитель, или аукционист) поднимал и опускал деревянный молоточек, кое-кто в зале что-то записывал, кто-то даже переговаривался. Никакого особого интереса, никаких особых эмоций. Две из картин ушли по заявленной стартовой цене, на две другие были по два претендента, но они их довольно мирно поделили. Никто из тех, с кем я разговаривала или на кого обратила внимание, фактического участия в аукционе пока не принимал.
Потом вынесли еще четыре картины. Вальтер Кюнцель купил две с изображениями лошадей. То есть там были не только лошади, а еще и красноармейцы, и тачанка с пулеметом, но они отличались от всего выставленного именно наличием этих животных. Лошади были выписаны очень хорошо и фигурировали на переднем плане. Может, считает, что продаст их у себя в магазинах из-за изображенных лошадей, если не удастся просто как советскую живопись. Птицеферма и свиноферма также не вызвали ажиотажа.
Но все изменилось после выставления последнего лота. Все четыре картины были написаны совершенно неизвестным мне художником Ярославом Морозовым. На одной был изображен Ленин с детьми, на второй – Сталин с детьми, третья называлась «Дети пролетариата», четвертая – «Праздник для детей рабочих».
И именно во время борьбы за эти картины я поняла, что такое аукцион. Только я не поняла, почему именно они так заинтересовали собравшихся. Или Ярослав Морозов – один из самых известных советских художников? Или участники считали, что тематика наиболее перспективна для перепродажи в будущем? Я не знала, что и думать.