— Чистая правда, — подтвердил Джастин.
Щеки у него все еще пылали после наших объятий в гостевой комнате.
Его мама взъерошила сыну волосы и, улыбнувшись мне, вышла из кухни. Небрежная близость между ними разворошила во мне воспоминания. Утро в отцовском доме пахло нагретой землей и летней травой. Я, бывало, нежилась, зарывшись головой в подушку, но шепот отца пробуждал меня ото сна. Мы шли через сад, разговаривая о чем придется, стараясь провести друг с другом побольше времени до начала дневных трудов. Мама Джастина — один ее взгляд сказал мне все. Я забыла, что такое — быть дочерью. Я слишком долго была королевой.
Я уже почти ощутила вкус яблок из отцовского сада, почувствовала на языке взрыв кисловатой сладости, но тут Джастин легонько сжал мои пальцы. Нежное прикосновение вернуло мои мысли к настоящему, а образы прошлого, как это всегда и бывает с воспоминаниями, развеялись, точно дым.
Мы вышли из дома, спустились по пологой подъездной дорожке и направились вниз по улице. Было уже почти семь, так что от дома к дому вовсю носились стайки детишек в маскарадных костюмах. На всех крылечках горели разноцветные фонари.
— А ты так наряжался? — спросила я.
— Когда был маленьким.
— А для чего привез меня сюда? К своей семье? — спросила я, улыбнувшись какой-то малышке в костюме ведьмы.
Улица — примерно с полмили длиной — буквально бурлила от обилия разнаряженных детей.
— Потому что мне кажется, что ты в моей жизни надолго, — ответил Джастин.
Мне тут же остро захотелось снова очутиться с ним в гостевой спальне. Мы побрели по улице, держась за руки и жуя печенье, что дала нам его мама с собой на дорожку.
— А вот про твою семью я ничего и не знаю, — заметил Джастин. — Ты никогда ничего не рассказываешь.
Мимо нас промчался маленький мальчик с огромными белыми клыками. Я так и вытаращилась ему вслед.
— Мои родители умерли. Уже давно.
— Но ты говорила, у тебя еще и брат был. Помнишь, в тот день под дождем.
— Был. Но тоже умер, — ответила я, уставившись прямо перед собой, но ощущая на себе взгляд Джастина. — Только не надо меня жалеть.
Джастин покраснел, выпустил мою руку и поднял ладони — защищающимся жестом.
— Я и не жалею. Просто подумал… не знаю даже. Сам не знаю, что подумал. Все, кого ты любила, умерли. Наверное, тебе ужасно одиноко.
— Еще как. Но я не позволю этому наложить отпечаток на всю мою жизнь. Не позволю!
Мы помолчали. Я слушала звонкие голоса детей вокруг и шуршание конфет в наволочках, что они носили вместо мешков.
— Теперь я не одинока, — сказала я, снова беря Джастина за руку.