Ронан открывает глаза. От яркого света дорожная пыль вдалеке кажется синей. Ну что же, сафари начинается. Их заповедник небольшой. Кере не сможет ускользнуть. Надо только заманить его по-ближе. Это будет долго… Долго… Голова Ронана откидывается на спинку скамьи. Он спит. Госпожа де Гер осторожно запахивает полы его пальто.
«Дорогой друг!
Извините за почерк. Рука ходит ходуном. Так велико волнение. Но случилось нечто ужасное. Я сейчас все вкратце расскажу: позавчера вызывает меня к себе директор и протягивает письмо, полученное с утренней почтой. Я сразу все понял. О боже, третье! На этот раз никаких оскорбительных выпадов. Лишь правда без прикрас.
— Тут все верно? — спрашивает директор.
— Верно.
К чему затевать бесплодные споры?
— Почему не признались сразу?
А с какой стати, раз я вообще молчал до сих пор? Ничего не изменить! Есть вещи, касающиеся лишь меня одного.
— Вы ведь не один здесь, это вы понимаете? — вопрошает он.
Он долго размышляет, поигрывая дужками очков. А я уже знал, чем все кончится.
— Неприятная история, — вздыхает он. — Вы ведь уже успели оценить как следует наших учеников, не так ли? И смогли убедиться, что это далеко не сахар… Но это, поверьте, ничто по сравнению с их родителями и родственниками. Особенно туго иметь дело с матерями, чуть что, сомнительная отметка или малейшее наказание, как они тотчас бегут ко мне, а в вашем случае… Если бы вы сразу откровенно мне все рассказали… Кто знает, возможно, это бы что-нибудь и изменило. Лучше от греха подальше! Люди так глупы!.. А вдруг письмо размножат, и пойдет себе гулять в десяти — пятнадцати экземплярах по рукам… все ведь может быть! Вы представляете, какой оно произведет эффект? Вы можете сразу распрощаться со всяким авторитетом, а я потеряю немало учеников.
Я был не в состоянии спорить. Он абсолютно прав, я даже не пытался возражать.
— Каждый волен думать и поступать, как ему заблагорассудится, — продолжал директор. — Но в таком учреждении, как наше, лучше всего держаться золотой середины. Посудите сами… ну поставьте себя на мое место.
Я ждал последних слов. Неизбежно звучащих во все времена. Я уверен, что Понтий Пилат говорил их побитому и окровавленному царю иудейскому.
Пауза. Он никак не мог решиться договорить свою мысль, ибо малодушие и подлость, несмотря ни на что, все-таки имеют предел.
— Расстанемся полюбовно, — предлагает он наконец. — Я предоставлю вам соответствующие бумаги, и мы скажем, что вы внезапно заболели. Разумеется, вы вправе отказаться. Закон на вашей стороне. Но положение может быстро сделаться невыносимым. Поймите меня правильно, дорогой коллега. Анонимное письмо все отравило. Я бы с радостью продолжил наше сотрудничество, но враг не оставит вас в покое, а мне нужно думать о репутации заведения.