Глаза Паши повлажнели, сердце забилось тревожно и радостно, словно встретила кого-то родного и долгожданного.
Как далеко сейчас родная столица!
Но тут же эта далекая, невидимая столица вдруг приблизилась, стала совсем рядом и обратилась прямо к ней, ко всему народу, обратилась с грозной волнующей песней, которую Панга ни разу еще не слыхала:
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой...
Герберт отошел к окну, делая вид, что не замечает реакции гостьи... И лишь после слов «дадим отпор душителям» хозяин подошел к приемнику и перевел его на другую волну.
...Волга, Волга, мать родная,
Волга, русская река...
Паша глянула в светло-голубые, немного сощуренные от набежавшей вдруг тоски глаза Герберта. Он заложил руки за спину и ходил по комнате. Паша почувствовала какое-то смятение в его душе. Ей казалось, что хозяину вдруг стало душно в этой комнате и ему хочется отсюда уйти.
Герберт, словно в ответ на ее догадку, глубоко вздохнул и как-то многозначительно произнес:
— Волга, Волга!..
Потом решительно выключил приемник.
Слушание радио повторилось через несколько дней. И Паша невольно пришла к выводу, что в стане врага у нее появился доброжелатель, хотя сам он в этом пока не признается.
Терять времени было нельзя, и Паша решила воспользоваться доверием немца. Каждый раз, когда ей удавалось слушать радио на квартире переводчика, она делала заметки. Герберт увидел это и упрекнул:
— Кажется, вы не щадите моего гостеприимства!..
— Нет, почему же, я весьма вам признательна и, откровенно говоря, пользуюсь добрым отношением ко мне.
— Допустим. Для чего же вы делаете заметки и этим огорчаете меня?
— Не надеюсь на свою память, — замялась Паша, — в последнее время подводит... А ведь моим друзьям и близким интересно знать о действительном положении на фронте. — Пристально посмотрела на Герберта: не слишком ли далеко зашла?
При встрече с Дунаевой Паша высказала предположение, что, может быть, под гестаповским мундиром у Герберта бьется сердце честного человека.
— Если так, — заметила Мария Ивановна, — то очепь хорошо. Проверь. На первый раз вот на чем: пусть поможет тебе устроиться в канцелярию лагеря военнопленных. Об этом меня просили и товарищи из центра...
Через несколько дней Паша снова встретилась с Гербертом. Печально опустив большие черные ресницы, она сказала Герберту:
— Я хочу помочь своим соотечественникам...
— Не понимаю, как и в чем? И кому конкретно? Арестованы ваши родственники?
— Нет. Я говорю о военнопленных... Они томятся за колючей проволокой, страдают...
— Что же вы хотите от меня?