Утром на одной из прилегавших к вокзалу улиц снова появилась листовка, в которой сообщалось о положении на фронтах.
Бешенству полицейских не было предела. Они арестовали первых попавшихся и подвергли их жестокому допросу.
Вечером по городу пронесся слух: на окраине подорвалась на мине машина с двумя офицерами, убит жандарм.
Виктор Измайлов мстил за Марийку...
* * *
— Приведите Василенко! — приказал гестаповец.
В комнату вошла Марийка. Лицо ее побледнело, глаза глубоко запали, пухлые губы сжаты. Опытный истязатель понял, что эти губы нелегко разомкнуть для откровенного разговора, и мысленно одобрил родившийся в его голове провокационный план дальнейших действий. Но все же решил еще раз поговорить с узницей.
— Слушай, Василенко, — начал он заискивающе, — мне надоело с тобой возиться. Я, конечно, могу от тебя легко избавиться, но, видишь, не спешу. Давай по-хорошему договоримся. Иначе настанет момент, когда ты и захочешь говорить, да нечем будет. Упрямый язычок положим на тарелочку...
Только теперь Марийка заметила, что у палача жирные щеки и глаза с маслянистым отсветом.
Она сильнее стиснула зубы.
— Молчишь? — Медленным движением немец вынул из кобуры пистолет и выстрелил вверх.
Марийка не шелохнулась.
— Работает безотказно. — Фашист поднес пистолет к лицу девушки. — Ну так что? Надумала? Нет? Становись в угол!
Ноги налились свинцом, плохо повиновались. Она с большим усилием передвинулась, стала в указанное место.
— Повернись лицом к стенке! Даю две минуты. Если не ответишь...
Марийка машинально начала отсчитывать время. Раз... два... три... Значит, все? На этом конец? А как же Виктор? Где он сейчас? Подозревает ли, сколько секунд ей осталось жить? Тридцать... сорок... Закричать? Плюнуть в самодовольную морду? Семьдесят пять... семьдесят шесть...
Узнают ли когда-нибудь друзья, как приняла она смерть и что осталась до конца настоящей комсомолкой?
Сто... сто один...
Ее начала раздражать напряженная тишина.
Вот сейчас...
Она даже не услышит выстрела...
Прощайте, любимые!.,
Сто двадцать пять... сто двадцать шесть...
Тихо... Стало страшно от звенящей тишины.
— Прошло две с половиной минуты, а ты молчишь. Значит, ничего не знаешь? — Гестаповец приблизился к Марийке, взял за подбородок, пристально посмотрел ей и глаза и нажал кнопку. Вошел дежурный.
— Возьмите расписку о невыезде Василенко из Луцка и отпустите ее. Ни черта она не знает! Видно, это кто-то другой потерял листовки...
Марийка стояла как завороженная. Что он сказал? Домой? А может, ослышалась? Или вдруг какой-то трюк? По ее действительно выпроводили из мрачного серого здания.