Беловолосый, гибкий как прут парнишка, пренебрежительно присвистнув, вдруг растолкал толпу и быстро пошел прочь по берегу, туда, где темнела его одежда, полузасыпанная песком. Руки его против воли потянулись было к прекрасному дару волн, но этот дар был назначен не ему, он был чужой, а потому мальчишка заставил себя уйти, хоть, может, никогда в жизни ему не было так невыносимо тяжело отказаться от чего-то.
Не оборачиваясь, он сдавленно крикнул:
– Аркашка! Пошли, Каша! Туча вон идет, дождь будет.
Но его приятель, тот самый, что кричал про рапана, и не отозвался. Окинув собравшихся ребят быстрым взглядом исподлобья, он плюхнулся на песок рядом с девчонкой и вкрадчиво заглянул в прозрачно-серые, шальные от восторга глаза.
– Хочешь за нее… три рубля? - стараясь говорить как можно более небрежно, предложил он, не слыша, что друг позвал его снова:
– Каша!.. Ну, я тогда пошел!
Девчонкины глаза на миг затуманились: она вспомнила, как только лишь вчера вечером бродила по улицам, упершись взором в тротуар, и молилась неизвестно кому, чтобы он заставил кого-нибудь из взрослых обронить пятнашку, а лучше двадцатник: возле кино "Гигант" продавали мороженое, да беда - мамы не было дома. А теперь - три рубля!..
Но тут же она изумленно улыбнулась: такое чудо продать?! Да ни за что! Ведь это ей, ей невероятную розовую красавицу подарил Обимур!.. И черноволосый Каша, который уже готов был щедрою рукою прибавить к трехрублевке "Графиню де Монсоро", тотчас понял, что не сторгует он себе девчонкину находку даже… даже за… но, так и не додумав баснословной ставки, он схватил раковину и вскочил.
Девчонка тоже стремительно распрямилась и вцепилась в его руки, пытаясь разжать пальцы, но он сильно толкнул ее пяткой в колено:
– Отстань! Я только посмотрю!
Он вглядывался в перламутровое сияние и ничего не мог понять: раковина была теплая! Конечно, ее могло нагреть солнцем, но нет это тепло исходило изнутри, как свет. Будто бы где-то там были впаяны крошечные разноцветные лампочки, которые и светились - и в то же время нагревали раковину. И еще - наощупь она была упругой, словно живое тело.
– О Порфирола, о Меттер! - взывала Дева, сбрасывая на песок дивную, украшенную серебристыми звездами ткань своего покрывала, словно призывала на землю ночное небо. - Сойди! Зову я на помощь тебя! Зову я на помощь сонм звездных сестер! Дочерей твоих зову, Атенаора! Ты владеешь всем небом высоким, ты породила всех нас и направила к смертным - так помоги и сейчас мне беду отвести от дочери рода людского. О Порфирола, явись! Одиночество невыносимо. Как я могу без тебя отвратить овладевшую женщиной муку? Как зло пересилю, что душу ее полонило? Знаешь, что я, по заклятьям Косметоров древних, не в силах направить ту злобу на камни, на воду, на травы, как ворожат колдуньи земные. Или же вновь мне принять на себя ее истомившее горе?! Вновь пропитаться ее обуявшей бедою? Ведь не могу отпустить ту, что просит, не облегчивши страданья!.. Но, Порфирола, моих сил так мало!..