В кармане почти не звенит, он уже пропустил несколько торгов. И теперь четыре реала, подумать только, четыре реала пришлось выложить ни за что! И так умело замаскировали, хитрецы, в кучке остальных какую-то глубоководную уродину, всю опутанную водорослями, даже и на жемчужницу-то непохожую! Сослепу прихватил ее ловец со дна, что ли? Ловко надули Мигеля. И правда, счастливчиком его назвать трудно. Однако обижаться на торги - все равно что обижаться на Господа Бога: никакого толку.
Он пробрался на свое место в самом тесном, душном, зато и самом укромном углу казармы и, при тусклом свете огарка, начал вскрывать ножом створки раковин.
Святой Доминик! Опять пусто. Швырнув осколки под нары, Мигель тупо царапал наросты, покрывавшие раковину, которую всучили ему обманом. А ведь вместо нее могла быть… что скрывать, он лелеял надежды!
Почему-то не было сил думать, разочарование подействовало посильнее цикорной воды, которую Мигель пил иногда вечером, чтобы скорее забыться, не предаваться тоске. Едва раздевшись, он уснул мертвым сном.
Ему снилась прохлада и свежий ветерок, и солнце не выжигало все дотла, а тихо светило, мягко так… Оказывается, Мигель был не на этих проклятых Нирайя, и не в родном Толедо, и не в скучнейшем Сигнуэнсе, а… на Дне морском! Огляделся, видит - и в подводном царстве солнышко светит, луга раскинулись, кругом цветы красуются. Мигель бродил меж ними, то и дело приподнимаясь, воспаряя над дном, словно некий птицечеловек в волшебном саду, и думал: а что если поискать жемчужные банки? Дышится-то легко, будто на воздухе!
Смотрит - под ногами лежит та самая уродина глубоководная. Что за беда, нет от нее спасения ни во сне, ни наяву! Только примерился Мигель пнуть ее покрепче, как вдруг опали наросты, ее покрывавшие, точно шелуха, и явилась Мигелю раковина невиданной, сказочной красоты! Была она розовой, будто ранняя заря на вершине Сьерра-Морены, и струила из своей сердцевинки нежное перламутровое сиянье.
И, поклонясь этой совершенной красоте, Мигель начал срывать подводные цветы и украшать ими раковину, пока она не сделалась похожей на райскую птицу. И тогда раковина вдруг стала расти и расти, пока устье ее не оказалось таким большим, что туда мог проникнуть человек. И Мигель не заставил себя долго упрашивать: вошел в раковину, окунулся в теплое, перламутровое свечение.
И тут же он почувствовал, что розовая раковина, будто и впрямь обернулась птицей, воспарила над морским дном, а потом и над поверхностью вод, и над архипелагом Нирайя, и над всею Землею, плеща крылами в небесных струях, и наконец бессмертные звезды закружились вокруг нее.