И дед брезгливо махнул рукой.
Дорога начала спускаться с хребта, и вскоре мы оказались на окраине леса. Перед нами открылась широкая долина, разрезанная извилистой поймой небольшой речушки. То тут, то там виднелись небольшие озерки на старице, а прямо на пологой возвышенности раскинулось небольшое село Ушумун. Отсюда до Такши оставалось несколько верст. Вон и дорога на Такшу, извиваясь черной змейкой, поползла в сопку. А там дальше, в нескольких верстах отсюда, Чертов мост, и конечно же, мы никак его не минуем.
- Нас-то бандиты не схватят? - шутливо спросил я.
- Вас-то? Кто его знает, ежели с золотишком поедете, так могут и тряхнуть, - серьезно ответил дед.
- Ну-у, так уж и тряхнут!..
- Ты не скалься! - вдруг рассердился дед. - Вы не у бога за пазухой, возьмут и ощупают, как куропаток! Японский бог!
Мы немного помолчали. Мне стало неловко, что я обидел старика. И Тася строго на меня посмотрела. Пришлось идти на попятный.
- Не сердись, деда, - сказал я, - не хотел я тебя обидеть.
- Не сердись… чего мне на тебя сердиться, - заворчал дед,- ты лучше слушай да на ус мотай, что старшие говорят.
Он раскурил трубку, почмокал губами.
- Грабителей на дорогах тут нет, но где-то в тех краях (он указал вдаль, на синие сопки) завелась шайка из кулаков и недобитых беляков. Косой какой-то руководит… Так эта банда на коммунии нападает да сельсоветчиков убивает. Одиноких не грабит.
- Где же они засели? - перебил я.
Дед внимательно посмотрел на меня.
- А ты что, гепеушник?
«Черт побери, даже по разговору узнают», - с досадой подумал я и, стараясь сохранить равнодушие, сказал:
- Нам в тех краях геологоразведку проводить надо.
- А-а-а, - понимающе протянул дед. - Ищете… - притворно закашлялся. - Где-то в устье Елкинды они вроде таборуются…
Мы въехали в Ушумун. У дороги, отворачивающей вправо, мы с Тасей засобирались сходить, но дед пригласил нас почаевать. Время было около полудня, и хотя мы спешили, но пообедать не отказались.
В маленьком, уютном и чистеньком домике нас встретила худенькая старушка, чем-то похожая на деда. Она проворно накрыла на стол, усадила нас, но сама не села, а стала копошиться у печи с хлебами.
Дед налил себе большую фарфоровую кружку и, отливая понемногу в неглубокое блюдце, стал, пошвыркивая, пить чай. Пил молча, с усердием. Потом, как бы спохватившись, оглянулся на старуху, сказал:
- А ты что там возишься, Акулина? Садись заодно чаевничать.
- Да вы уж там одни потчуйтесь, - грудным голосом ответила та, - я совсем недавно, перед вами, чаевала.
- Ну, как знаешь…
На столе дымилась картошка «в мундирах», пышно вздымался каравай горячего деревенского хлеба, были наставлены варенья из брусники, голубицы, моховки, в берестяном туеске желтело домашнее масло. Такой вкусной и свежей еды я давно не видал! А какое было у бабки молоко: холодное и густое, что те сливки - не сродни нашему городскому! Ели мы с огромным аппетитом и удовольствием.