Дверь была закрыта. Олег пнул ее ногой, и она скрипуче уехала в темноту.
- Свети, - шепотом приказал Вадим.
Яркий луч полоснул сухую землю и ушел в дом, как проглоченный мраком. Они вошли.
В доме ничего не изменилось. Грязная бумага, стружки, клочки сена, пакеты из-под молока… В углу берлогой чернел пролитый вар. Пахло пересохшей бумагой и грязью. И тишина. Даже мыши не шуршат.
Нет, в доме что-то изменилось: у стены лежало бревно, темное от жары и времени.
- Его не было, - Вадим кивком показал на бревно.
- Туристы приволокли.
Впрочем, при лунном свете Петельников мог и не заметить. Олег шарил лучом по стенам и полу.
- Куда ж тут можно пропасть? - спросил он, засомневавшись в рассказе Петельникова о глазе и скуле.
- Черт его знает, - задумчиво отозвался Вадим, поднял с пола сухой комочек и растер: глина, зеленая глина. Та самая, которой была запечатана бутылка.
- А это что? - вдруг спросил его помощник и показал себе под ноги.
Линия-щель в досках пола оконтуровала четкий прямоугольник. Подпол, в доме подпол. Своим металлическим прутом Олег поддел крышку. Приоткрылась она легко. Петельников схватил ее, поставил на ребро и заглянул вниз, вслед брошенному туда фонарному лучу - там ничего и никого не было.
Фонарь вдруг погас. И в тот же миг стальной прут врезался сзади в шею капитана…
Он рухнул в подпол и потерял сознание…
Очнулся Петельников, видимо, от боли в затылке. Он ощупал себя и повертел головой - удар прута лег чуть ниже шеи и позвонков не повредил. Саднило лоб, на котором запеклось немного крови. Слегка подташнивало. Видимо, сознание он потерял, ударившись головой о стены подпола.
Тьма стояла такая, что ее хотелось разгрести руками и сделать в ней какой-нибудь серенький проход. Подвал рыли на совесть. Метра три глубиной. До люка над головой руки не дотягивались - хватали
только мрак. Забыв о брезгливости, Петельников начал шарить по каким-то стружкам и опилкам, собирая куски древесины. В углу нашел помятую жестяную канистру. Из мусора вывернул полкирпича. Несколько реек оторвал от стен, на которых когда-то держалась дощатая обшивка. И стал сооружать из всего добытого что-то вроде подставки или пирамиды. Это шаткое сооружение его выдержало, задрожав от тяжести. Он дотянулся до половиц люка, уперся в них и тут же понял, что крышку придавил такой груз, который снизу человеку не поднять. Бревнышко! Специально припасенное бревно метра на четыре. Тут и с лестницы не поднять. И все-таки он попробовал еще, напрягаясь из последних сил, пока его пирамида не рассыпалась и ноги не осели на пол. От напряжения усилилась тошнота. Кровь стучала в затылке и шее так, словно этот Олег продолжал ритмично бить своим прутом. И дрожали колени.