Даже не открывая глаз, Андреа чувствовала слабую, чуть заметную ауру, окружавшую каждого из всех, кто был в комнате. Это было похоже на мерцание свечи. Та, что исходила от Эли, была самой тусклой... возможно, она подпитывалась энергией его подруги, судорожно прижимавшейся к нему. Сыновья и дочь Эли молча стояли рядом — по их лицам было заметно, что они уже смирились с неизбежным и ждали только знака, чтобы приступить к обряду оплакивания. На этом фоне аура Дилана, по-прежнему державшего за руку дрожащую медсестру, казалась самой яркой.
А Шон? Андреа мысленно покосилась на него. Среди всех остальных он казался пылающим факелом. Любому, когда-либо имевшему отношение к магии, с первого взгляда было ясно, что на Шоне Морисси лежит благодать самой богини. Андрея понятия не имела, как становятся стражами, — слышала когда-то, что меч во время торжественной церемонии передается тому из членов клана, кто является ближайшим родственником прежнего стража, обычно сыну или племяннику, — но сейчас она могла бы поклясться, что дело тут не только в обычном родстве.
Фигура Шона как будто купалась в пламени — но даже на фоне его, священный меч у него на спине светился ослепительным светом. Насколько знала Андреа, Шон был чистокровным оборотнем. В жилах его не было ни капли крови фэйри, и, однако, его окутывал мощный поток магии... и меч стража был тут ни при чем.
Внутренний голос подсказывал Андреа, что когда меч обрывает жизнь кого-то из оборотней, он переходит в лучший мир не только благодаря мечу. Вернее, дело тут не только в мече, а еще и в том человеке, который держит его в руках. В самом страже. Интересно, догадывается ли об этом Шон?
Раны Эли были ужасны. Андреа с самого начала догадывалась, что ничем не сможет ему помочь, потому что на исцеление уйдет столько времени, что он попросту не выдержит. Мысли об этом заранее приводила ее в отчаяние. «Ну же, открой глаза, трусиха, — приказала она себе, — имей же мужество сказать его семье, что он умрет и ты ничего не можешь сделать, чтобы ему помочь». Не успев подумать об этом, она вдруг заметила, что лицо Эли помертвело, а окружавшая его и без того слабая аура стала тускнеть на глазах.
Меч на спине Шона внезапно вспыхнул нестерпимым светом. Его магия была сродни ее собственной — и сейчас она взывала к ней.
Андреа вдруг широко распахнула глаза.
— Шон, — чуть слышно прошептала она, — обнажи меч.
Из груди подруги Эли вырвался горестный стон, его дочь, покачнувшись, прислонилась к одному из братьев. Лицо Шона окаменело.
— Нет-нет, — поспешно замотала головой Андреа. — Не для этого! Не сейчас. Просто обнажи меч, Шон. Быстрее!