Человек, стоящий перед зеркалом и видящий в нем свое отражение, видит не истинное свое изображение, а картину себя в бытность более молодым человеком. Де Селби дает этому феномену весьма простое объяснение. Свет, совершенно справедливо утверждает он, обладает определенной и конечной скоростью распространения. Отсюда следует, что, прежде чем отражение какого-либо предмета в зеркале можно назвать состоявшимся, необходимо, чтобы лучи света ударились о предмет, затем пришли в столкновение со стеклом, чтобы вновь быть отброшенными на предмет — например, в глаза человека. Поэтому имеет место поддающийся оценке и расчету промежуток времени между моментом бросания человеком взгляда на свое лицо в зеркале и запечатлением отраженного образа у него в глазу.
Пока, можно сказать, все прекрасно. Верна эта идея или ошибочна, количество истекшего времени столь пренебрежимо мало, что вряд ли кто-либо из здравомыслящих людей станет из-за этого спорить. Но Де Селби, всегда гнушающийся остановиться на достигнутом, упорно отражает первое отражение еще в одном зеркале и заверяет, что различил во втором образе мельчайшие изменения. В итоге он строит известное сооружение из параллельных зеркал, каждое из которых бесконечно отражает все уменьшающиеся образы помещенного между ними предмета. Помещенным предметом в данном случае было лицо самого Де Селби, и он утверждает, что изучил при помощи «мощного стекла» бесконечное число его уходящих назад отражений. Согласно его признанию, он увидел в свое стекло удивительные вещи. Он якобы видел все возрастающую моложавость отражений своего лица по мере их отступления, так что самое удаленное из них, слишком мелкое для невооруженного глаза, — было безбородым лицом двенадцатилетнего мальчика и, по его собственным словам, «ликом редкой красоты и благородства». Ему не удалось довести вопрос до колыбели «из-за кривизны Земли и ограниченных возможностей телескопа».
О Де Селби пока все. Мак-Кружкина, краснолицего и тихо пыхтящего от количества еды, упрятанной им в брюхо, я нашел за кухонным столом. В обмен на сигарету он бросил на меня несколько ищущих взглядов. «Вот так вот», — сказал он.
Он закурил сигарету, и сосал ее, и исподтишка улыбался мне.
— Вот так вот, — сказал он снова. Рядом с ним стоял его фонарик, и он поигрывал по нему пальцами.
— Отличная погодка, — сказал я. — Зачем вам фонарь средь бела утра?
— Я могу вам задать вопрос ничуть не хуже, — отозвался он. — Не могли бы вы уведомить меня о значении слова «бюльбюль»?
— Бюльбюль?
— Как бы вы сказали, что такое бюльбюль?