Я не спрашиваю себя, почему он убил невинную женщину и пощадил шлюху, особенно учитывая, что невинная женщина — цель куда более труднодоступная. Это все было частью игры, частью фантазии. Это невыразимо острые ощущения — доминировать абсолютно, быть неизмеримо сильнее и могущественнее. Проследить за Даниэлой до дома, столкнуться с ней лицом к лицу, сломать ее — наверное, это были самые острые ощущения, которые испытало его эго.
Машина едет тяжело, но это потому, что Кэнди номер два, шлюха, которая просила четыреста долларов, лежит в багажнике, куда я ее недавно запихнул. Я подъезжаю к парку, в котором Мелисса изменила мою жизнь при помощи плоскогубцев, и обхожу машину кругом.
Короткая кофточка Кэнди покрыта кровью. Ее отекшие глаза открыты и смотрят на меня, сквозь меня, и я точно не знаю, на чем она пытается сфокусироваться. Кожа у нее такая бледная, словно она была заперта в багажнике последние полгода. Сильно контрастируют с кожей ярко-красные губы цвета крови. Захлопываю багажник.
Ни в одном окне не горит свет, а из всех уличных фонарей включены не больше половины. Я вижу темные силуэты деревьев в парке. Машин нет. Пешеходов тоже. Никаких признаков жизни.
Я снова открываю багажник и смотрю на мертвую девчонку. Руки мои по-прежнему в перчатках, и я переворачиваю тело. Лужица крови под ней похожа на масло. Я снова оглядываюсь. Когда я закрывал Кэнди в багажнике, она была жива. Я снова захлопываю его, только на этот раз она мертва.
Я ее не убивал.
Снова обхожу машину, зная, что это со мной мог сделать только один человек: Мелисса. Не знаю точно когда, не знаю зачем. По той же причине, когда она пришла ко мне в квартиру и прооперировала меня. Она играет со мной. Забавляется. Что-то затевает, но что именно — понятия не имею.
Я уже внутри машины, и как только захлопнул дверь, меня вдруг останавливает движение, которое я улавливаю краем глаза. Поворачиваю голову и вижу какого-то старика, который шагает мне навстречу прямо из темноты.
— Господи, Джо, это ты?
Он подходит еще на пару шагов, и я непроизвольно пробегаюсь по нему взглядом вверх и вниз, как будто прогуливаюсь по магазину и закупаюсь жертвами. Ему давно за шестьдесят, его седые волосы зачесаны назад, а на затылке стоят торчком. Лицо его — настоящий коллаж из глубоких и длинных морщин. На носу очки, которые сломаны на переносице и держатся, похоже, на липучке.
Очки покрыты слоем пыли, и я не могу разглядеть, какого цвета его расширившиеся глаза. Он протягивает ко мне ладонь, не то чтобы указывая на меня, а так, что я начинаю подозревать, что он сейчас положит ее мне на руку. К сожалению, я почти готов ему это позволить. На нем фланелевая рубашка и коричневые вельветовые штаны. Выглядит он смутно знакомым. Я молчу. У меня нет настроения разговаривать.