— Да что вы.
— Мы оба теперь вдовцы. Старые и одинокие. Правда, жизнь печальная штука?
— Печальная, — соглашаюсь я.
Останавливаюсь в северной части города, свернув на длинную улицу как раз перед шоссе, где тысячи деревьев окружают нас со всех сторон. Здесь мы одни. Здесь я могу делать все, что мне вздумается.
— Может, я позвоню завтра твоей маме, напрошусь на ужин.
Положив одну руку на руль, другой я тянусь к заднему сиденью и открываю портфель.
— Я могу для тебя что-нибудь сделать, Джо?
— Да нет, спасибо.
— А мы с твоей мамой довольно близко общались до того, как она встретила твоего отца. Ты знал это, Джо?
— Нет, я этого не знал, Уолт.
— Ты не будешь против, если я ей позвоню? Я бы не прочь был вновь с ней сойтись.
Шанс предоставляется с такой очевидностью, что нож выпадал у меня из рук. В багажнике у меня Кэнди, но Уолт об этом не знает. Он не может этого знать. Он так стар, что ничего не сообразил бы, даже если бы увидел ее, и сейчас он бы что-нибудь шамкал насчет нее, задавая кучу вопросов. Закрываю портфель. Если я оставлю Уолта в живых, он будет проводить время с мамой, и она не сможет посвящать это время мне.
— Почему ты улыбаешься, Джо?
— Да так. Хотите обратно за рулем проехаться?
— Да нет, сынок, давай уж ты.
Я возвращаюсь в город. Проезжаю мимо тех же деревьев, той же заправки с полицейской машиной. Уолт болтает всю дорогу на такие темы, которые меня по молодости еще не интересуют. Что-то о диетах, болезнях и одиночестве. Рассказывает мне о маме, роется в прошлом, которое у них было до того, как она встретила отца. Уолт говорит так много, что я начинаю понимать, почему он сумел так хорошо сойтись с мамой; у него та же способность сделать из ничего нечто еще менее интересное. Его фразы перетекают одна в другую, и к ним на одном дыхании примешиваются указания, как доехать до его дома. Домик оказался маленьким и аккуратным. Очевидно, мертвая собака Уолта на газоне не гадит.
— Я позвоню твоей маме завтра утром.
— Думаю, ей это понравится. Ей будет с кем поговорить. Просто она очень любит обсуждать темы, которые, наверное, более интересны людям ее возраста; что-то насчет пенсий и рака.
Я отъезжаю и направляюсь на юг. Включаю радио и громко подпеваю. Через десять минут съезжаю с дороги и останавливаюсь среди деревьев. Трава, совершенно иссушенная последними жаркими месяцами, хрустит у меня под ногами, несмотря на то, что весь вечер шел дождик. Я снова изучаю тело, надеясь, что смогу из этого что-нибудь извлечь, думая, что Мелисса оставила мне какое сообщение. Аккуратно переворачиваю труп. Мне «улыбаются» глубокие раны. Темно-красная плоть посверкивает из-под плотных кусков кожи. У меня большие подозрения насчет того, что именно оставило такие раны. Я осторожно вытаскиваю Кэнди из багажника, чтобы не запачкаться кровью, и перекидываю ее на землю, после чего на дне багажника моим глазам предстает орудие убийства.