ПреМног…»
В последней фразе просматривалась фигура: «Премного благодарен», но тогда почему в слове «премного» выглядела стёртой или вообще отсутствовала последняя буква «о», а между «Пре» и «Мног» намечался интервал, хотя не было уверенности и в том, что это интервал. Может быть, у расписывавшегося рука дрогнула. Что, если он не был уверен, вместе или отдельно пишется «премного»? Отсутствие «о» в конце слова можно было бы счесть случайной опиской (чернил ему не хватило, что ли?), но описка повторялась во всех документах, которых скопилось несколько десятков. И наконец, почему и «Пре», и «Мног» пишутся с большой буквы, как будто это собственное имя, а следовательно, подпись?
Ещё больше настораживала или устрашала печать на документе. Напуганные пострадавшие различали на документе серп, хотя отчётливо был виден только молот не совсем обычной формы, более похожий на отбойный молоток, но всё-таки это был молот почти такой же, как на гербе Советского Союза. Немудрено, что, увидев молот, видели серп, которого, может быть, и не было, как не было конечного «о» в подписи «…Мног…» Новоявленные владельцы дач и брюликов, глядя на такую печать, не могли не думать об экспроприации или о реституции, так что одни бросались в милицию, а другие, напротив, не смели заявить о пропаже. Перешёптывались о грозной, подпольной, коммунистической, быть может, организации, что не вязалось, правда, с дореволюционной подписью: «Благодарен премного…», если подпись была такова. За пропажей брюликов следовали другие весьма серьёзные неприятности. Обкраденным владельцем заинтересовывались налоговики, или он заболевал. Виктория Трахтина славилась как владелица преуспевающей турфирмы, но когда у неё при необъяснимых обстоятельствах был изъят карбункул, имевший свойство пламенеть углем в ночи, она вдруг опротивела молодому мужу, он втянул её в бракоразводный процесс, и Трахтина чуть ли не в конец разорилась. А у Эльвиры Тучкиной «открылась онкология», когда у неё пропал перстень с редким клюквенно-красным топазом. Некоторые из обкраденных вознамерились даже срочно продать свои дачи в Мочаловке, пусть себе в убыток, но дачи покупать никто не торопился.
«Всё это более чем вероятно. Вы не поверите, но камушки влияют на человеческие судьбы», — сказал следователю Анатолию Валерьяновичу Зайцеву известный Константин Порфирьевич, называвший себя лапидаристом. Некоторые из пропавших камушков были приобретены при посредничестве Константина Порфирьевича, и Анатолий Зайцев предпочёл для начала проконсультироваться у него. Константин Порфирьевич изучал драгоценные камни всю жизнь, подчёркивая при этом, что он именно лапидарист, а не ювелир. С ювелирами он лишь водил знакомство, в ранней юности успел застать самого Илью Маркеловича Вяхирева, а потом близко общался с вяхиревским «вьюношем», который до глубокой старости так и остался Пронюшкой. Константин Порфирьевич то ли унаследовал от Ильи Маркеловича очки в золотой оправе, то ли носил подобные очки в память о нём. Протирая их, лапидарист словоохотливо просвещал дотошного следователя: