Кассандра, влюбленная в мужа больше, чем когда бы то ни было, ощущала растущую потребность в его ответной любви. Но она молчала. Ей хватало женской мудрости держать свои страхи при себе. Миссис Мартин была глубоко несчастна, но ни один человек на свете об этом не догадывался. Она продолжала выращивать овощи, разводить кур, собирать яйца и делать все домашние дела для того, чтобы помочь Кевину.
Ее кулинарное мастерство ничуть не возросло, и мадам Куррэн уже не скрывала своего недовольства домашней едой. Однако Морис был неизменно любезен и иногда даже сидел с Кассандрой на кухне и болтал о разных французских блюдах, стараясь приободрить и вдохновить ее. Выяснилось, что его мать великолепно готовила. Особенно музыканту запомнились ее необыкновенно вкусные соусы. Он даже вспомнил кое-какие рецепты, и Касс с удовольствием их опробовала. Иногда он рассказывал девушке что-нибудь о себе. Она уже знала, что он глубоко страдал, и не только из-за своего зрения (известный окулист ничем не смог помочь ему), но и из-за разлада в семье.
Француз обожал свою жену, красивую и молодую, но понимал, что она его не любит.
— Я для нее слишком старый, — сказал он Кассандре как-то вечером в начале апреля. — Не надо было вообще предлагать ей руку и сердце.
Он машинально поглаживал бородку и протирал очки. В его воспаленных серых глазах таилась такая печаль, что миссис Мартин вдруг возненавидела Наташу. Мадам Куррэн, напропалую кокетничавшая с Кевином, проявляла полное безразличие к собственному мужу.
— Дорогой Морис, — ласково произнесла Касс. — Не говорите так. Вы совсем не старый и достойны не только Наташи, но и любой другой девушки.
Он улыбнулся, близоруко прищурившись.
— Вы такая милая и добрая, деточка моя. Кевин счастливчик. Мне, собственно, тоже повезло, только у Наташи скоро кончится терпение, — вздохнул пианист. — Ведь я был таким выдающимся, таким знаменитым музыкантом и мог обеспечивать ей безбедное существование. А теперь я мало что могу ей предложить, кроме необходимости заботиться обо мне. Быть почти слепым — серьезный недостаток, и таким я никому не нужен, а ей и подавно. Только когда музицирую, я чувствую утешение.
От этих слов отвращение девушки к мадам Куррэн не стало меньше. Этот невысокий француз был великодушен и терпелив и никогда не требовал повышенного внимания к себе. Ни слова жалобы Кассандра не слышала от него, хотя он не мог ни читать, ни гулять, ни наслаждаться всеми теми удовольствиями, которые доступны человеку с нормальным зрением.
— Только не отчаивайтесь, Морис, — попросила она. — Когда-нибудь, я уверена, найдется специалист, который сможет вам помочь, и все изменится. Знайте, на самом деле жена вас любит.