– Смотри, ты должен пробиться. Я вытащу тебя. Но перестань думать об этом доме. Он никуда не денется, сам знаешь. Не терзай себя и прекрати его искать.
– Ладно, – казалось, Джон покорился. – Думаю, ему некуда деться, коли его и так никогда не было.
– Ну вот, так-то лучше! – доктор ободряюще улыбнулся. – Теперь ты мигом встанешь на ноги, – заключил он с присущей ему самоуверенностью и отбыл.
Сегрейв лежал, погруженный в раздумье. Лихорадка отпустила его на мгновение, и он мог мыслить спокойно и ясно. Надо отыскать тот Дом.
Десять лет он боялся этого. Мысль о том, что он может вновь нечаянно набрести на Дом, сделалась для него величайшим кошмаром. А потом, когда страхи его, как казалось, достаточно улеглись, тот Дом однажды сам нашел его. Джон очень ясно помнил свой первый панический ужас и затем внезапное, острое ощущение облегчения. Потому что Дом наконец-то был пуст!
Пуст и объят чудесным покоем. Он был таким, каким Джон помнил его десять лет назад. Нет, он не забыл. От Дома медленно отъезжал огромный черный мебельный фургон. Ну конечно, последний съемщик съезжает вместе с вещами. Джон подошел к людям, управлявшим фургоном, и заговорил с ними. Чем-то зловещим веяло от этого фургона – он был так черен. Лошади тоже были черные, со свободно ниспадающими гривами и хвостами, и люди – в черных одеждах и в черных перчатках. Вся эта сцена что-то напоминала Джону, что-то, чего он никак не мог уловить.
Да, он был совершенно прав. Последний съемщик съезжал, так как срок его аренды истек. Теперь Дом должен пустовать до тех пор, пока не вернется из своей отлучки его настоящий владелец.
Джон проснулся, все еще преисполненный впечатлением мирной красоты опустевшего Дома.
Спустя месяц он получил письмо от Мейзи (она упорно продолжала писать ему каждые тридцать дней). В нем она сообщала, что Аллегра Керр умерла в той же больнице, что и ее мать, – как ужасающе печально, правда? Хотя, разумеется, это было для бедняжки счастливым избавлением.
Боже мой, как странно, что это случилось после возвращения к нему сна про Дом! Непонятно, просто непостижимо!
Хуже всего было то, что с этих пор Джон уже больше не мог найти Дома. Он почему-то позабыл к нему дорогу.
Лихорадка набросилась на него с новой силой. Он заметался. Ах да – как он мог забыть! – Дом же стоял на возвышенности! Ему надо вскарабкаться туда. Но до чего это тяжкая работа – взбираться по скалам в такую жару. Выше, выше, еще. Ох! Он сорвался. Придется начинать восхождение заново. Выше, выше, выше – уже минули дни, недели, может быть, целые годы прошли, откуда ему знать! Он все карабкался.