— А если бы утонули?
— Мы знали, что вы нас спасете.
— Как это — знали?
— Дядька сказал.
— Какой дядька?
— А который матрац обещал.
— Ничего не понимаю. Ну-ка сначала.
— Ну, дядька один. Мы на его матраце купались. Севка у него еще угол обгрыз, все зубами держался.
— Ты тоже грыз, — отозвался Севка, по глаза закутанный одеялом.
— Ближе к делу.
— Ну, он сказал, что нам слабо выйти в море на лодке. А я говорю — не слабо.
— Это я говорю.
— Он сказал: давайте спорить. На матрац. Ну мы и выспорили.
— А еще он о вас говорил…
Приятель сердито зыркнул на него глазами, и Севка умолк.
— Что он о нас говорил? — насторожился командир.
— Да выдумывает он все.
— Кто?
— Севка. Известный выдумщик.
— Вы понимаете, что такое граница?
— Мы все понимаем.
— Тогда выкладывайте по порядку. Может, он шпион.
— Не, он вместе со всеми купался.
— Что он о нас говорил?
— Это мы говорили, что хотим покататься с пограничниками. А он сказал, что это просто, что если мы отплывем от берега подальше, то вы нас обязательно возьмете на корабль.
— Так и сказал?
— Ага, — обрадовался мальчишка, и глаза его заблестели.
— Как выглядел этот дядька?
— Ну как… — Парнишка начал рисовать в воздухе замысловатую фигуру. — Обыкновенно.
— Моряк он, — подал голос Севка.
— Это почему?
— Куртка у него такая, С пуговицами.
— У всех с пуговицами.
— Сказанули! У него совсем другие пуговицы. И молния. Такие куртки — только у моряков, я же знаю!
— Н-да, интересный дядька, — задумчиво сказал командир. Он встал и прошел в радиорубку.
Приняв мальчишек и сдав вахту Полонскому, Гаичка спокойно пошел в кубрик отсыпаться. И уже в койке, борясь с расслабляющим головокружением, все слушал могучие вздохи волн за бортом и гадал, какой будет качка, когда корабль сменит курс и пойдет на базу.
Ему показалось, что он только на миг закрыл глаза, как прерывисто загудел динамик:
— Боевая тревога! Корабль к задержанию!
Перекрывая рев шторма, глухо загудели двигатели. И вдруг стихли. Сторожевик беспорядочно и сильно закачало. Послышался шум воды, прокатившейся по палубе.
Гаичка вынырнул из люка, перепрыгнул через высокий комингс, обеими руками ухватился за мокрый штормовой леер. И вдруг краем глаза поймал мостик и людей, напряженно всматривающихся в горизонт. И он тоже взглянул туда, куда смотрели все, и остолбенел: на корабль неслась тяжелая растрепанная бахрома, бледно-багровая на фиолетовом фоне грозовой тучи. Хвосты этой бахромы мели волны, шевелились и вздрагивали. Из-за гигантского занавеса доносился низкий вой, словно там металось и кричало в смертельном ужасе миллионоголовое стадо.