— Вы сами просили меня прочесть. Я ни на что не претендую. Не знаю даже, как у меня написались эти стихи! В чем вы меня обвиняете? Если на то пошло — это же для себя, для души… Хотите — я не стану их никому показывать. Впрочем, я и до этого не собирался…
Поэт быстро отнял руку от лица и надменно поглядел поверх головы Занудина — умышленно не желая пересекаться с ним взглядом.
— Ладно, черт с вами. Порвите сейчас же эту галиматью, раз вы сами все поняли, и забудем сей инцидент.
— Галиматью? — слегка опешил Занудин. — Вы же сами ровно минуту назад говорили, что стихи неплохие…
— Рвите же, рвите! — в раздражительном нетерпении замахал руками Поэт.
Занудин снова достал из ящика злополучный листок. С недоумением и досадной покорностью разорвал его на кусочки.
— Вот и превосходно. Будем считать, что никакой подлости с вашей стороны вовсе и не было…
— А никакой подлости и не б…
— Вы мне рта открыть не даете, что же это такое! — возмутился Поэт. — Послушайте лучше меня, любезный. Все сложилось как нельзя лучше. Вы благодарны должны быть за то, что я посетил вас в эту по часам позднюю, но коварную минуту. Счастливые стихов не пишут! Разве вы этого не знали?
Занудин, поджав губы, помотал головой.
— Странная вещь, что именно в «Ковчеге», как вы сами утверждаете, на вас впервые в жизни нашло поэтическое озарение. Дурной знак, конечно… но не смертельный, я полагаю. И все-таки поразмышляйте над моими словами на досуге. В вашей душе кроется интереснейший конфликт, достойный разбирательства.
— Но вы же пишите стихи, — без обиняков заметил Занудин.
— Определенно. Пишу.
— Вы, выходит, несчастный человек?
Поэт немигающим взглядом уставился на Занудина и вдруг, повалившись на колени, заключил его ноги в свои судорожные объятия. Дальше — хуже. Ударяясь головой об пол, Поэт горько разрыдался.
— О, если б вы знали, Занудин, как я несчастен! Как я беспредельно, всеобъемлюще, тотально несча-а-а-астен!.. О боже, едрить-переедрить — я нес-час-тен… Ы-ы-ы-ы! И вы… вы увидели это во мне… распознали…
— Встаньте, встаньте, будет вам, — ухватив сверху за шею, попытался оторвать Поэта от своих ног Занудин. — Пусти-ите, говорю!
Только навалившись коленом на хилое Поэтовское плечо и придавив сумасброда к полу, Занудину удалось освободиться.
— Вы совершенно не держите себя в руках! — Занудин нервно закурил.
Поэт поднялся на ноги и сладко потянулся, словно воспрянул ото сна. Его лицо не выражало абсолютно никакой неловкости за произошедшее.
— Вопрос-то, милый мой Занудин, иного порядка: зачем распыляться? — как ни в чем не бывало продолжил разглагольствовать Поэт. — Сделайте уж милость, предоставьте стихи писать мне. Музыкант, вон, пускай хоть обпоется и обпляшется, Женщина хвостом вертит, Виртуал по клавишам стучит — и так далее. А вы подыщите себе дело нетронутое.