Занудин мелкими нервозными тычками затушил сигарету в пепельнице.
— Ах вот, к чему вы… Смешно! Но не переживайте. И разговор, который состоялся у меня с Виртуалом, возобновлять смысла не вижу.
— Я не понимаю, о чем вы.
— Не вы первый упрекаете меня в лености, в бездействии. Вот о чем.
— О, я вас ни в чем не упрекаю, друг мой.
Занудин вымученно усмехнулся.
— А что же тогда? Вы испугались, что я, вооружившись своим стихом-недоразумением, стану открытием литературных вечеров в «Ковчеге»?
— Просто это не ваше, — смутившись, со всей серьезностью ответил Поэт.
Занудин снова чему-то усмехнулся. Взгляд сделался мягким, масленым, словно мысль ненароком набрела на недурственную идею. «Раз все равно некуда себя деть…» — подумал он и продолжил в голос:
— Может, выпьем для крепкого сна?
— Не посмею отказаться, — вытянув шею и потирая свои маленькие ладошки, отозвался Поэт на неожиданное предложение Занудина.
* * *
— Компиляторы, — изрядно захмелев, продолжал рассказывать Поэт, — все мы тут, милый мой Занудин, компиляторы…
— Но… что это значит? — Занудин испытывал волнение и все-таки старался не выдать себя. Ему по-прежнему не верилось, что Поэт даже в подпоенном состоянии решится на такой прямой разговор.
— Что ж, постараюсь объяснить, — Поэт прочистил горло и поправил на носу очки. — В разное время, в разных местах на Земле рождались гении. То, что они оставляли после себя, было изысканно, колоритно, мощно. Многие наталкивались на идеи, от которых лихорадило мир. Делая его, примитивно выражаясь, и лучше и хуже, и таким и сяким-разэдаким — не ради мифического благоденствия или приближения апокалипсиса, а ради личных представлений об этом мире, потребности выбора и его воплощения, утверждения непреложных общекосмических истин. Однако никому не дано успеть при жизни все, на что он способен. И все те гении, о которых мы знаем, всегда сходили с финишной прямой на пике главной недосказанности. Никому поодиночке так и не удалось придумать и сконструировать Мир Совершенный. Искания были однонаправлены, а отпущенные сроки коротки. Все знания, пришедшие с жизнью из космоса, все равно возвращаются, обогатившись, Туда. Ничего не оставляя кузнице, в которой они ковались — то есть земному миру, обители нас, людей… Мы — это союз плоти и духа. Но дух лицемерен! Пока он связан с телом, пока он и плоть есть целое, есть человек, микрокосм макрокосма — дух жаждет свершений, жаждет триумфа во имя этого союза. Но стоит духу освободиться от плоти — все обеты и стремления предаются забвению, узы в одночасье рвутся. Наступает праздность — состояние, вопреки земным представлениям, больше присущее Тому миру, нежели нашему, физическому. Увы… торжество человека, союза духа и материи, все время откладывается, откладывается, откладывается. До последних пор, по крайней мере, было так… Занудин, вы следите за стержнем моего повествования?