— Знаешь, кто ты, дружок? — Занудин тянул паузу, коварно выжидая. Глаза его превращались в маленькие злые бусинки. — Ах, не знаешь! А я скажу тебе! Ты — продукт жизненной непригодности. Ты тот, кто по определению еще давным-давно должен был спиться…
— Что-что? — искажая лицо, Занудин по-издевательски оттопыривал ладонью ухо. — О чем ты хочешь мне сказать? Ах, ты соглашаешься, ты киваешь головой…
Занудин резким движением оставлял ухо в покое и делал щенячьи глаза. Теперь он кивал, причем в самой подобострастной манере. А после этого замирал, будто судорожно вникал в сказанное, и, собрав по крупицам запасы нерастерянной гордости, выпрямлялся.
— Что-что ты говоришь? — пальцы опять терзали покрасневшее ухо, во взгляде с новой силой разгоралась злость и неумолимое желание унижать. — Ах, ты выпячиваешь грудь и находишь нужным заметить, что все-таки не спился?.. Похвально… Да, ты не спился!.. Хотя… может, для тебя же это и хуже… Что-что?..
Кривляться надоедало, и тогда Занудин возвращался обратно в кресло. Он не глядел больше в зеркало, но продолжал «защищаться», зная, что «обвинитель» никуда не делся. Обвинитель все там же, по ту сторону амальгамы — он скрестил на груди руки и ждет ответного хода.
— Когда-то я стал много читать. Вначале я испытывал откровенную скуку, граничащую с тупым отвращением, в которое погружаешься точно в затхлую взбаламученную заводь. Затем — долгое и мучительное всплытие на просторы робкого понимания. Переоценка ценностей. Стирание рамок. Вслед за этим — дурманящее ощущение полета и торжества! А напоследок…
Занудин встал. Заняв рот сигаретой, забродил по комнате.
— Я выписал на клочок бумаги имена писателей, что вызвали необратимые перемены в моем сознании. Имена тех, кто натурально меня перелепил, хоть я и затрудняюсь объяснить, в чем именно я стал другим… Их набралось 13, чертова дюжина. Я пытливо вглядывался в начертанный список, он чем-то пугал меня. Но я набрался духа и обратился к этим тринадцати ожившим теням, принявшим вид достопочтенных джентльменов, но на деле готовым разорвать меня в клочья, растоптать. «Вы — зло! — заявил я. — Вы заставляете людей думать! А значит — разочаровываться и страдать! Вы учите человека презирать, называя это «любовью», грязнуть в пороках, называя это «свободой», выбирать себе родину по принципу «где кусок мяса жирней». Видеть жизнь, предстающей гнусной фальшивкой. Не хотеть больше ничего… Слова героинь, придуманных вами — лживы, а поступки героев — идиотичны. Вы уводите от реальности! Вы плодите несчастных!!»