Таблетки я выпила, не сказав ни слова: что толку спорить, если наверняка проиграю? Тем более рука с каждой секундой беспокоила все сильнее.
В комнате до сих пор звучала колыбельная: звуки мягкие, спокойные, умиротворяющие.
— Уже поздно, — заявил Эдвард. Р-раз — он сгреб меня в охапку, два — приподнял одеяло, три — уложил на кровать и заботливо укрыл. Сам лег рядом, но поверх одеяла, чтобы я не замерзла, и обнял.
Положив голову на его плечо, я счастливо улыбнулась:
— Спасибо…
— Не за что!
Мы долго молчали, а колыбельная тем временем кончилась, и зазвучала любимая песня Эсми.
— О чем думаешь? — шепотом спросила я.
— Ну… взвешиваю все «за» и «против», — после секундного колебания ответил он.
По спине побежали мурашки.
— Помнишь, я попросила не игнорировать мой день рождения? — Надеюсь, отвлекающий маневр был не слишком явным.
— Да, — осторожно проговорил Эдвард.
— Так вот, поскольку праздник еще не закончился, хочу, чтобы ты снова меня поцеловал.
— Ты сегодня такая жадная!
— Ну, если не хочешь, не надо себя заставлять, — съязвила я.
Хохотнув, Каллен тяжело вздохнул.
— Не дай бог мне себя заставлять! — с непонят ным отчаянием проговорил он и, обняв за шею, прильнул ко мне.
Поцелуй начался как всегда: Эдвард соблюдал осторожность, а мое сердце неслось бешеным галопом. Однако потом что-то изменилось: его губы стали требовательнее и настойчивее, а руки, зарывшись в мои волосы, не давали отстраниться. Я и не желала, и, хотя, играя с бронзовыми прядками, фактически перешла дозволенные границы, он впервые не сказал «стоп». Через тонкое одеяло тело Эдварда казалось очень холодным, но я к нему так и льнула.
Вдруг все резко закончилось: ласковые и сильные руки Каллена просто держали меня на расстоянии.
Я откинулась на подушки: голова кружилась, как после американских горок, и мучили обрывки каких-то воспоминаний…
— Прости… — Господи, да у него тоже дыхание сбилось! — Я не имел права…
— Разве кто возражает? — Я буквально умирала от желания.
— Белла, постарайся заснуть, — нахмурился Эдвард.
— Нет, хочу еще один поцелуй!
— Похоже, ты переоцениваешь мои волевые качества.
— Что соблазнительнее: мое тело или моя кровь?
— Пожалуй, одинаково. — Усмехнувшись, он мгновенно посерьезнел. — Слушай, может, перестанешь испытывать судьбу и попытаешься заснуть?
— Договорились, — кивнула я, покрепче к нему прижимаясь. Сил в самом деле почти не осталось. Во многих отношениях день получился трудным, но, как ни странно, облегчения я не испытывала. Казалось, завтра будет еще хуже. Конечно, глупо: что может быть хуже, чем сегодня? Наверное, так с некоторым опозданием проявляется шок.