– Мы были как те дрессированные собаки, – говорит миссис Кларк, – которые танцуют за угощение.
Тесс и Нельсон, когда они делали этот фильм, оба выглядели потрясающе. Как никогда. И это было хуже всего. Почти неделю они каждый день возвращались в спальню. Пусть и кусками по двадцать секунд, они занимались сексом в общей сложности почти двое суток. Горячий свет прожекторов вытягивал пот из их загорелых тел.
Для того чтобы поддерживать возбуждение, они поставили за кадром телевизор и сами смотрели порно во время съемки. Это был их телесуфлер. Визуальные подсказки, которые можно было скопировать. Так же, как и сами Кларки, люди, снимавшиеся в этих фильмах, всегда как будто смотрели куда то в сторону, на телевизор за кадром. Эта цепочка вуайеризма: Кларки наблюдают за кем то, наблюдающими за кем то, наблюдающими за кем то, – это было волнующее ощущение. Видео, которое смотрели Тесс с Нельсоном, снимали лет пять назад, если не больше. У мужчин были длинные бачки, у женщин – сережки висюльки и синие тени на глазах. Можно было только догадываться, сколько лет было фильмам, которые смотрели те люди , но Тесс и Нельсону было легче от мысли, что они не одни такие, что существует какая то связь времен.
Эти люди на видео, на экране им было примерно столько же лет, сколько Кларкам, но теперь, надо думать, они уже приближаются к среднему возрасту. На экране они были крепкими и молодыми, с подтянутыми телами, с мускулистыми, стройными ногами, но они делали все слишком быстро, словно за кадром стояли часы, с которыми они постоянно сверялись.
Чтобы не забыть, как улыбаться, Тесс и Нельсон по очереди говорили друг другу, что они сделают со своими деньгами.
Купят дом.
Съездят в Мексику.
Станут снимать настоящие фильмы. Художественное кино. У них будет собственная независимая киностудия, и они больше уже никогда не будут работать на чужого дядю, никогда в жизни.
Если у них будет дочка, они назовут ее Касси.
Если сын – Бакстер. Когда придет время, вместо старого видеофильма про роды, они покажут своему ребенку, как мама с папой его зачинали. Бакстер увидит, какими чувственными, раскрепощенными и современными были его родители. Им казалось, что это очень прогрессивный подход.
И после этого им уже никогда не придется заниматься сексом, никогда в жизни.
Дальше – больше. Когда стало уже совсем плохо, их надежды на будущее сделались еще радужнее. Им приходилось выдумывать для себя все грядущие блага жизни, чтобы терпеть эту боль, которая с каждым разом была все сильнее: боль от прикосновений к саднящей коже, боль, когда ты ложишься на холодный, пропитанный потом матрас. Их лица болели от улыбок. Покрасневшая кожа горела от ласк. Марафон продолжался, и их награда должна была быть запредельной.