Я встала, накинула халат поверх своей шелковой рубашки, после чего открыла дверь. Мой отец быстро ворвался внутрь, его взгляд тщательно осмотрел все вокруг, что она была намного меньшим, бледно зеленым и более женственным вариантом спальни Влада.
— Где он? — спросил он без предисловий.
— Пытает пламенем вражеского солдата, захваченного им сегодня, — ответила я с той же резкостью.
— И ради этого человека, ты рискуешь жизнью?
У Хью Далтона был закаленный выдержанный взгляд, которым не могли овладеть в идеале даже вампиры на сто лет старше его, и он обратил его на меня в полную силу. Но я не отскочила.
— Нет, я рискую собой ради себя, Марти, и хорошего мальчика, который помог спасти меня недавно, а затем его убил тот же вампир, которого я пытаюсь найти, — ответила я спокойно.
Он повернулся ко мне полукругом и начал ходить в нескольких шагах от меня, его хромота делала шаг короче и менее изящней, чем в его бывшие военные годы с точными движениями.
— Понимаю, ты ненавидишь меня, — заявил он, сжав челюсти, когда он с болью взглянул в мою сторону. — Я не твоя мать и я должен был быть с тобой после той аварии. Я… часть меня обвиняла тебя. Ты должна была узнать об этом, после прикосновения ко мне, но в глубине души, у меня никогда не возникало вопроса о том, кто на самом деле был виноват в ее уходе и последующей смерти. Это был я. Поэтому, пожалуйста, хоть Марти и был лучшим для тебя отцом, чем я, не подвергай себя опасности с этими вампирами, пытаясь спасти его. Накажи меня, я это заслуживаю. Но не подвергай себя еще большей опасности, чем итак уже есть.
Эта правда была известна нам обоим в течении многих лет, но мы никогда не говорили о ней и теперь, когда эти слова, наконец, повисли в воздухе, я почувствовала, как их вес внутри меня обрел легкость. Я сказала Владу, что говорить о страшном грехе моего отца было слишком болезненным, но я не понимала, что эта рана все это время кровоточила, а я лишь игнорировала ее. Видение, которое я не позволяла видеть себе, вскочило перед моим взором, словно ролик из фильма: мы вчетвером собирали ракушки вдоль берега в Вирджинии, мой отец тогда находился с нами рядом в Вашингтоне, а Гретхен было лишь восемь, она упала на песок, когда я учила ее делать колесо. Мой папа схватил нас и вращал вокруг себя, пока мы не стали кричать от радости, в то время как мама со смехом упрекнула его, чтобы он поставил нас на землю, пока у нас не закружилась голова.
Счастливая семья, которой мы когда-то были, разлетелась на куски, но сломанную вещь все еще можно было исцелить. Я была тому подтверждением.