– Мать честная! – воскликнул вдруг Иван Иваныч. – Артем Сергеевич, ты только глянь!
Он наклонился и осторожно вытащил из-под трупа нелепо согнутую руку.
– Погоди, не трогай, – предостерегающе сказал Артем, – милиция должна…
И осекся. Он увидел то, что чуть раньше заметил Иван Иваныч. Судорожно стиснутыми пальцами разбившийся мужчина сжимал что-то шелковое, алое, кружевное.
– Да чтоб мне провалиться! – пробормотал Иван Иваныч. – Да это ж бабьи труселя!
Кажется, он не ошибся.
– Да ё-моё! – в сердцах воскликнул фельдшер. – Из-за бабы?! Такую смерть – из-за бабы?!
– Кто-нибудь знает, где работает его жена? Надо ей позвонить, – сказал Артем, поворачиваясь к группке соседей, стоявших поодаль.
Они, наверное, толпились здесь уже довольно давно: зябко переминались с ноги на ногу, кто-то уходил, не выдержав напора ветра, хозяйничавшего во дворе, кто-то приходил – наверное, людей одолевало любопытство, – а какой-то мужчина в громоздкой серой куртке вышел из подъезда, посмотрел, вытянув шею, на лежащего и, отведя глаза, ринулся прочь со всех ног. Да, зрелище не для слабонервных: не каждый захочет себе настроение и пищеварение надолго испортить; это врачей со «Скорой» ничем не проймешь, а прочий народ – он-то в большинстве своем чувствительный…
Услышав вопрос Артема, соседи быстро обменялись несколькими словами, а потом из толпы вышел некрасивый, но вполне уверенный в себе коротконогий мужчина в длинном черном пальто и куцей черной кепке.
– Видите ли, к сожалению, мы ничего об этом не знаем, – сказал он обстоятельно. – Этот человек снимал в нашем доме квартиру, причем снял он ее совсем недавно, да, Галина Петровна?
Худая тетка в серой свалявшейся шали и просторной песцовой шубе, накинутой поверх байкового линялого халата и довольно странно сочетавшейся с этим халатом и новенькими войлочными ботами с неумирающим названием «Прощай, молодость!», авторитетно кивнула:
– Пахотины сдали ему квартиру. Недели две тому назад. Я на той же площадке, напротив, живу, а его почти не видела. Мелькнет – и исчезнет. И все – сам по себе. Один. Нелюдимый. Правда, «Скорая» к нему сегодня уже приезжала, так он докторшу с фельдшером сначала не пускал, потом впустил, но тут же с криком выгнал. Наверное, они адресом ошиблись. А так он тихий был, совсем его не слышно…
– Этой ночью его очень даже слышно было, – сказала другая женщина, в простеньком пальто с облезлой рыжей лисой на воротнике. Волосы у женщины некогда были такими же рыжими, но совершенно так же повылезли и полиняли, как шерсть на воротнике, а если учесть, что черты лица у женщины были остренькие, хитренькие, казалось, что лиса на пальто двухголовая: одна голова – мертвая, со стеклянными глазками-бусинками, а вторая – живая, любопытная. – С полуночи начал по потолку бегать, метаться туда-сюда – это же ужас! Бегал и бегал!