— Ты по этой причине вышла за меня замуж?
— Выслушай меня хорошенько, Брюс Мандрелл, и заруби себе на носу: я вышла за тебя замуж, потому что любила тебя, и всякий прожитый день хвалю себя за эту прекрасную мысль, которая пришла мне в голову в тот год.
— Как же ты смогла любить меня после него?
— Узнав тебя, я поняла, что ошибалась на его счет, да и вообще жила в самообмане. Я хотела так много тебе отдать, что перечеркнула основную сторону себя самой, как если бы мое искусство принадлежало прошлому в той же степени, что и Стефен… Я рассматривала их нераздельно, обоих же и прокляла.
— Как будто хотела наказать себя?
— Может быть. Это звучит забавно, но по мере того, как я тебе все это излагаю, нахожу для себя все ответы на те многочисленные вопросы, которые задавала себе в течение такого долгого времени. Все было так просто. А я ничего не понимала!
— Ты видишь, иногда достаточно просто поговорить.
— Иногда. О Брюс! Я так себя ругаю за все это напрасно потраченное время, тогда как достаточно было рассказать тебе обо всем.
— Может быть, и нет, милая. Я даже уверен, что, напротив, тебе нужно было долгое время вынашивать все эти проблемы, прежде чем быть в состоянии разрешить их. Я рад, что они проясняются, но поскольку ты десять лет молчала, то они невольно оказывали воздействие на тебя, медленно прокладывали себе дорогу в твоем подсознании.
Она кивнула головой.
— Десять лет, чтобы понять!
— Некоторым нужна для этого целая жизнь, а иногда они так и не находят ответа. Тебе же достало смелости открыто посмотреть на себя.
— А также везения иметь тебя в качестве постоянной моей опоры. Отныне все пойдет хорошо.
Он гладил ее лицо, продолжая глядеть на нее с нежностью.
— И если ты так говоришь, дорогая, я принимаю такую судьбу. Надеюсь, что ты состоишься теперь как художник, покажешь нам, на что ты способна.
— У нас уже есть трое детей. Ты не считаешь, что это замечательные произведения искусства?
— Да, но их нельзя повесить на стену. Рисуй нам картины, ваяй скульптуру, изобретай украшения, снова стань той великой Черил Пристон, которая уже подписывала свои полотна.
Она приложила пальчик к его губам.
— Если позволишь — Черил Мандрелл.
Он коснулся губами ее кисти, потом руки и наконец поцеловал молодую женщину в губы.
— Как тебе будет угодно, киска моя. Меня же первого за это и поблагодарят.
— Налей мне немного шампанского, чтобы отпраздновать наше согласие.
— Оставь себе ожерелье.
Она бросила непринужденный взгляд на украшение и засмеялась.
— Ну, если хочешь. Но я буду помнить, что это ты его мне подарил. Какая мне разница, кто заплатил!