Итак, мы снова стали вместе обедать пять раз в неделю, выпивать после работы, и, наконец, во вторник, ровно через неделю и один день после Дня памяти, сидели с ней в «Бам Рэп» и Кэролайн рассказывала мне длинную и невероятно увлекательную историю об одном бедлингтон-терьере.
— И знаешь, судя по тому, как он себя вел, — сказала она, — клянусь, сам он считал себя настоящим эрделем!
— Надо же! — заметил я.
Она подняла на меня глаза:
— Неужели не смешно?!
— Ну да. Забавно.
— Умора, ты же сам так считаешь — по глазам вижу. Это же правда смешно!
— А что же сама не смеешься? — спросил я. — Ладно, Кэролайн, не бери в голову. Я собрался рассказать тебе кое-что интересное. — Я сделал знак Максине повторить, потому как рассказ предстоял долгий и в горле бы у меня наверняка пересохло.
И я изложил ей всю историю, и она слушала не перебивая, а когда я закончил, уставилась на меня разинув рот.
— Просто поразительно, — заметила она. — И в течение целой недели ты не обмолвился ни словечком! Это тем более поразительно.
— Да постоянно забывал, — сказал я. — И дело тут, знаешь, вот в чем. Мне, видимо, нужно было время, переварить все это.
— Понимаю, Берн. Поразительно. Я уже затрепала это слово до дыр, но я правда поражена. Это самая романтичная история, которую мне доводилось слышать.
— Ну уж и романтичная.
— А какая же?
— Глупая, — ответил я. — Чистейшая глупость.
— Что ты отдал ей сто тысяч долларов?
— Ну да.
— Женщине, которую, возможно, никогда больше не увидишь?
— Может, и увижу. На марке, — сказал я. — Если эта самая Анатрурия снова о себе заявит. А так — вряд ли.
— И что, Илона совершенно ничего не знала о марках? Ну, о том, что они у тебя и что-то стоят?
— Царнов и Расмолиан вполне могли знать. Сколько эти марки стоят или, по крайней мере, что они стоят немало. Кэндлмас тоже мог знать, он ведь был в своем роде коллекционер. Остальные в этом ничего не смыслили. Но никто из них понятия не имел, что марки у меня. А уж тем более Илона.
— И ты отдал их ей.
— Угу.
— И еще произнес классическую реплику Богги из «Касабланки» о песчинках, да?
— Не напоминай…
— Но почему, почему ты это сделал, Берни?
— Им нужны были деньги, — ответил я. — Применение им я бы тоже всегда нашел, но нельзя сказать, чтоб эти сто тысяч были мне нужны так уж позарез. Я-то могу и обойтись. Им они нужнее.
— Черт возьми, Берн, но они куда нужнее страдающим дисплазией тазобедренного сустава, а ты отдал на это благородное дело всего каких-то жалких двадцать баксов!
— Но эти марки попали сюда из Анатрурии, — возразил я.
— А я думала, из Венгрии.